Екатерина Ивановна Дудченко живет в Таштыпе с 1957 года. Приехала сюда двадцатилетней девчонкой. Её трудовая биография связана с совхозной животноводческой фермой. Вся карьера – от телятницы до доярки – нынешнюю молодежь вряд ли вдохновит. А все дело в том, что любила Екатерина Ивановна свою работу, выполняла её ответственно, добросовестно, душу в неё вкладывала. Её бесхитростный рассказ о жизни семьи, в которой выросла, и о своей судьбе, как яркая иллюстрация по истории нашего народа.
Основы жизненных ценностей – в семье родителей
– У мамы была очень трудная судьба, – рассказывает Екатерина Ивановна. – Жила она в Новосибирской области. Звали ее Акулина Семеновна. Родилась в 1900 году и в 17 лет осталась сиротой. Куда было деваться? Вышла замуж в большую семью. Тогда, вообще-то, все почти семьи многодетными были. Муж её первый (это не мой отец был) был в семье старшим. Может, все хорошо у них было бы, но время-то какое – война! То белые, то красные! Вот белые его и убили.
Через какое-то время снова замуж вышла (как сироте-то одной прожить?). Даже ребенка родила, сыночка. Но тот муж, наоборот, с бандой какой-то связался. Ей уже не только за себя страшно было, но и за ребенка. Ушла она от него тайком, только сына это не спасло. Умер он, год всего и прожил.
А мама в деревне Шагалка оказалась, в Новосибирской области. Здесь за моего отца замуж вышла. Иван Наумович, тятя наш, так мы его звали, на два года постарше мамы был. Работящий, многое умел. Когда в колхоз объединились, все равно и огороды держали, и животину на подворье. А к нему обращались за помощью, он не отказывал. Мастеровой был. Уважали его в деревне.
Мама семерых детей с отцом родила. Старшая дочка Настя четырёх лет умерла. После неё Александр с 1928 года был и Федор – с 1932-го. Эти выросли. Был ещё Алёша, тоже маленьким умер. А потом мы с Тасей – двойня – в 1937-м родились, 7 ноября. Это ж какой праздник был! И общий праздник, и наш день рождения. А последняя Маруся была после нас, в 39-м, всего полтора месяца прожила. Тяжко маме было. А что сделаешь? Тогда нередко было, что дети умирали: то от скарлатины, то ещё от чего. Четверо нас у родителей осталось.
Потом война началась. А тятя заболел. Туберкулез. Долго болел. На войне он не был, но и работать не мог. Помню, в избе отец на кровати лежит. А мы с сестрой Тасей на полатях, над печкой, как воробьи из-под стрехи, выглядываем на него. Мама, когда уходила на работу, ему наказывала, чтоб нас близко-то к себе не подпускал, знала, что болезнь у него опасная. Братья старшие тогда тоже уже в колхозе работали. А тяте, бывало, и соседи или друзья какие чего-нибудь вкусного приносили, уважали его и жалели, что болел. Его угостят, а он под подушку спрячет, а как мамы дома нет, так он с нами и поделится. Но Бог миловал – не заразились мы.
Текут, текут воспоминания Екатерины Ивановны, и никакими вопросами их прерывать не хочется. Она говорит, а сама все на портреты поглядывает. На них её родители, молодые, красивые.
– Тятя болел тяжело, но все хотел победы дождаться, чтоб война кончилась. И дождался, в 46-м умер. И осталась мама одна с нами. Александр-то уже большой был, тогда рано взрослели, а учился только четыре года, что до войны. А потом все в колхозе, не до учебы. Маме помогать нужно было.
Федор из нас самый образованный вышел. Семь классов окончил. Потом на тракториста выучился, способный был. Потом его на агронома учиться направили. Выучился, агрономом работал.
Радость детства – «помакушки»
– В войну и сразу после войны очень голодно было. Всегда есть хотелось. И работали все время. Мама в колхозе. А мы дома, сколько помню, огород и огород. Надел у нас большой был. Лён сеяли и коноплю, а на задах грядки с овощами. Нам все полоть и полоть нужно было. Коноплю, когда обмолачивали, мама нам «помакушки» делала. Семена конопли просушивала, обжаривала, толкла. Потом толченое зерно немного водой смачивали. Мы в эти «помакушки» картошку вареную обмакивали и ели. Ох, и вкусно было! Тогда казалось – ничего вкуснее не бывает! Сахаром мы только по великим праздникам лакомились. У мамы такие холщёвые мешочки были для трав, круп и всяких припасов. И сахар кусковой тогда был, тоже в таком мешочке хранился. Вот в «великий праздник» мама доставала его, по маленькому кусочку откалывала и нам давала. Ждали мы этих праздников. На Пасху да на Рождество, да еще на наш день рождения – ведь 7 ноября тогда большой праздник был.
К Рождеству – тогда-то говорили: на Новый год – мама нам по два новых платья с Тасей делала. Полотно самотканое: коноплю эту и мяли, и вымачивали, и трепали, и пряли. Все мама сама. А потом красила ткань, какую свекольным соком, а то еще шелуху подсолнечника вымачивала, тоже цвет давала ткани. Мама нам платья делала: одно праздничное, другое повседневное. Мы этими платьями гордились, такими нарядными себя чувствовали.
А в конце нашей деляны девять берез росли, большие такие. Сок березовый мы из них набирали, листья, почки заваривали, веники заготавливали. И вот как сейчас перед глазами стоит: мама с коноплей там работала, то ли расстилала её… А берёза – не знаю, то ли её грозой ударило, то ли просто старая уже была – вдруг падает и – маме на плечо! Хорошо, что только на плечо, а не по голове. Живая мама осталась, но болела потом долго, и в руке уже силы такой не было.
В школу мы с сестрой начали ходить лет в 9-10. В первый год только до морозов больших ходили. Потом дома на печи сидели. Не в чем ходить было. Во второй год, как до морозов дошло, тоже пропускать уроки начали. И к нам домой пришли, спрашивают, почему на занятия не ходим. Объяснили, что у нас и как. И выделили нам помощь: платья в клеточку – и мне, и Тасе – фуфаечки, катаночки и отрез байки на платки. Теплая такая ткань была – байка. Вот радость-то была! Интересно, сколько всяких платьев за жизнь переносила, а те клеточки до сих пор помню. Главное, что давно было, так ярко помнится, а чем ближе к нынешнему, уже не так. А теперь-то в комнату вышла и забыла, зачем шла. Вот ведь память какая!
Из колхоза в совхоз
– А после семилетки меня старший брат Александр сюда, в Таштып, забрал. Он к тому времени уже женатый был, своей семьёй жил. Он на золотом прииске работал, а жена его Валя телятницей была в совхозе. В совхозе-то лучше жилось, чем в колхозе. Вот меня к себе Александр и взял. Валя тогда рожать собиралась, ей с дитем нужно было дома побыть, а я на её группу телят и вышла работать. Ой, как я их полюбила, телят этих, как детей малых! Мне очень нравилось за ними ухаживать. Тогда еще борьба за чистоту велась, чтоб скотину в чистоте, в тепле содержать. Очень с нас порядок требовали, все строго было.
Валя, невестка моя, очень хорошая была. Повезло брату с женой. Она мне как мама вторая, хоть и не намного старше меня, многому меня научила и часто помогала.
Я только привыкла к работе с телятами, а меня решили в доярки перевести. Как раз за эту вот чистоту. Не справлялась там одна из доярок, запустила свою группу – страшно смотреть было. Ну, мне и сказали принять от неё коров. А мне телят своих оставлять жалко! Как они будут без меня? Но пришлось в доярки переходить. А это совсем другая работа. В группе 20 коров, 15 дойных. За всеми – уход, да подоить вручную. Я когда начала дояркой работать, руки болели ужасно, спать не могла. Потом втянулась, попривыкла, но руки все равно очень болели. Валя к тому времени уже в аптеке работала, приносила мне скипидар на растирку. Я ещё тогда восьмой класс в вечерней школе оканчивала, так Валя мне бросить учебу не дала, за меня на вечернюю дойку ходила. Кто бы ещё согласился на такое дело? Золотая невестка была!
Ну, а я так к коровкам своим привыкла, что уж потом и не оставляла их. Любила я их, коров-то.
В то время в совхозе стада, и дома – хозяйство. Тогда по нашей улице только в паре дворов коров-то не было. А теперь, наверное, на всю улицу две-три коровы наберется. Мы и корову, и поросят, и кур-гусей держали. И огород, и скотина. На работу к шести часам на утреннюю дойку нужно. Опаздывать нельзя. Поэтому дома с пяти часов свою скотину накормить, подоить, отогнать в стадо. Все бегом. Молодые же были, – вздыхает Екатерина Ивановна, а глаза, словно опять сквозь годы, в прошлое смотрят.
– Замуж я в 1963 году вышла. По тогдашнему времени, можно сказать, поздно – в 25 лет-то. Муж, Василий, трактористом работал тут же в совхозе. В Хакасию из Белгорода приехал. Он сиротой остался после войны. Больше сорока лет мы с ним прожили. Двух дочек и сына вырастили. Теперь вот уж девятнадцать лет, как одна, – в голосе Екатерины Ивановны добавилось грусти. – Да и сына уже тоже нет. Хорошо, дочери рядом.
Высокая цена крестьянского труда
– Вы на ферме сколько работали? – задаю вопрос, чтобы «перелистнуть страницу» воспоминаний.
– Так до пенсии и работала, все на одном месте.
Слушая наш разговор, дочь Екатерины Ивановны, Татьяна Васильевна выкладывает на стол мамины награды за многолетний труд: толстая папка с почетными грамотами, благодарностями, почетные знаки «Победитель социалистического соревнования», «Ветеран труда» и два ордена Трудовой славы III и II степени.
– Маме должны были в 1991 году орден первой степени вручить, – вступает она в разговор. – Планировали, что к 7 ноября, как обычно, к празднику. Да переворот случился…
– Да, – вздыхает Екатерина Ивановна. – Быстро жизнь промелькнула. Кажется, вот совсем недавно молодые были, детей растили, работали, отдыхали. Сколько раз и по путевкам ездила в санатории, да и за границей была. Тогда ведь путевки туристические как поощрение давали от профсоюза. В 1985 году ездили по Европе: Польша, Германия, Чехословакия, Венгрия. Думали тогда, что войны уж никогда не будет…
И теперь неравнодушна
Екатерина Ивановна, помня свое военное детство, не остается безразличной к событиям наших дней. Она решила отдавать небольшую сумму с каждой пенсии для нужд СВО.
– Конечно, может, это капля в море, – говорит она. – Но в стороне остаться не хочу, переживаю, хочу, чтоб не было войны.
Ирина Кабанова
Оставить сообщение: