Передо мной листок из ученической тетради, бисерный почерк: «Я, Пидюрова-Карамашева Мария Семеновна, 1949 г.р. Проживаю в с. Таштып, вдова с 1999 г., ветеран труда… Хочу рассказать про своего отца Карамашева Семена Амостовича…»
Мария Семеновна обратилась в редакцию месяц назад.
– Сейчас Печин Аскизского района, но призывали-то отца еще Таштыпским РВК, – скажет она тогда.
И подумается вдруг: все они наши, таштыпские, аскизские, псковские, московские, память наша и гордость.
На запрос «Карамашев Семен Амостович» портал «Память народа» отозвался жесткой фразой: «Найдено документов: 0. Найдено похожих: 1 306 173». И если бы не эти краткие воспоминания, бережно записанные Марией Семеновной, ох непросто было бы отыскать хоть что-то о воине из хакасского аала Печин. А между тем, его военная судьба – это крестный путь, который мало кому по силам.
И до войны была война
«Мой отец родился в 1909 году и всю жизнь прожил в деревне Печин. До войны он женился на Дарье Егоровне (Аптиковне) Карамчаковой из села Усть-Тёя Аскизского района. Мама моя была из репрессированных. Их всей семьей раскулачили и выслали в с. Черемхово Иркутской области в 1928 году.
Выслать должны были и моего деда, отца матери, – Карамчакова Егора (Аптика). Но так как дедушке уже исполнилось 60 лет, его не стали отправлять – старый. И вместо него сослали зятя с семьей и маму.
Позже я сделала запрос в архив и мне выслали такую справку о составе семьи репрессированных: «Глава семьи – Меткежеков Каба 36 лет (не вернулся). Жена – 28 лет. Свояченица – 21 год. Дети – 4 года, 2 года».
Мама вернулась из ссылки в Печин в 1930 г. Тогда и вышла замуж за отца, на тот момент ему было 20 лет. Ни мама, ни папа друг друга до свадьбы не знали. Их родители поженили.
До войны родились у них два мальчика. Но один умер».
Не помню, кто назвал репрессии войной с собственным народом, но вряд ли он ошибся. Вот скупые строки воспоминаний. И думаешь о том, что, не успев пожить, Дарья уже успела настрадаться. И успело ли мелькнуть счастье в те 11 довоенных лет? Не знаю. Но в эти 11 лет уместились рождение двух детей, смерть ребенка, срочная служба Семена в армии, куда его призывают в 1931 году, работа в колхозе… Или таким оно и было – довоенное счастье – тяжелым и мирным. Счастье, оборванное в июне 1941 года.
76-й гвардейский
А потом была война. Какой она ворвалась в семью Карамашевых? Где застала? В поле? За домашней работой? Или в минуты краткого отдыха? Дочь, родившаяся после войны, не вспомнит. О войне мало говорили в их семье и была тому страшная причина.
Семена Карамашева призывают на фронт по данным учетной карточки в июле 1941 года. Тот самый первый призыв, из которого уцелеет менее трети призванных. Их, как воду из ведра, плеснули в самое пекло, не дав шанса научиться быть солдатами. Это им достались самые тяжелые, беспросветные первые месяцы, первые бои, первые котлы.
Вязьма, Ржев, Смоленск, Ленинград, Москва…Что из перечисленного могло выпасть на долю Семена? Сейчас можно только догадываться.
В военном билете значится – 76-й стрелковый полк. Военная специальность – стрелок.
И вся сложность в том, что в составе действующей армии в 1941 году было несколько дивизий, в составе которых были свои 76-ые стрелковые полки. И у каждого войскового соединения свое назначение, своя фронтовая дорога. По какой шел в 1941 году стрелок Семен Карамашев.? Можно предположить, что его 76-й полк – это полк 27-й гвардейской дивизии.
Почему? Из всех перечисленных только 27-ая гвардейская будет находиться летом 1942 года близ Харькова. Но лишь предположить.
В боях за город Холм и при ликвидации Демьянского и Холмских котлов, к слову, первых окружений войны, когда в кольцо были взяты не советские, а фашистские войска, бригада стояла насмерть. Потери составили более 3904 человек. За отличия в боях 18 марта 1942 г. бригаду преобразовывают в 3-тью гвардейскую стрелковую бригаду, а позже в 27-ую Омскую гвардейскую стрелковую дивизию. И отводят на пополнение. Вот в числе этого пополнения весной 1942 года и мог сибиряк Карамашев попасть в состав 76-го гвардейского полка 27-й гвардейской славной дивизии. Потому как пополнялась дивизия уже за счет новых сил, прибывших в том числе и из Сибири.
В Харьковском котле
Единственное, что доподлинно известно из фронтовой судьбы Семена Карамашева, в июле 1942 года он попадает в плен, и происходит это под Харьковом. Единственный документ, сохранившийся с фронтовой поры, это список освобожденных из плена 65-й армией в период с 20 мая по 1 июня 1945 года. 405 листов, на которых уместились 4718 фамилий. Несколько тетрадей, разлинованных карандашом. Наш Семен Амостович, а точнее просто Семен Карамашев – без отчества – значится в тетради №23, восемнадцатым в списке. А это значит, что день победы встретил он в фашистском плену, где провел 2 года 9 месяцев.
В этом же списке местом пленения указан Харьков, июль 1942 года.
Страшно знаменитый Харьковский котел 1942 года. Впоследствии его назовут «трагическим прологом к Сталинграду». В нем погибло и попало в немецкий плен свыше 400 тысяч советских солдат. Суд истории до сих пор не вынес вердикта, кто же виноват в том, что успешно начавшееся наступление на Харьков обратилось окружением трех советских армий: 6-й, 57-й и 9-й.
Одной из часто упоминаемых причин называют то, что командование Юго-Западным фронтом просто не успелиоовки и продолжало слать Сталину бравурные донесения об успехе наступления. А когда спохватились и указали, что армию надо отводить, Сталин уже не дал разрешения. Но как бы там ни было, 1942 год историки впоследствии не раз назовут «учебным». И без этой воистину жуткой учебы не было бы знаменитых побед 1943 года – Сталинграда и Курска, не было бы Победы.
В списках освобожденных едва ли не треть фамилий с пометкой: «попал в плен под Харьковом», и срок, тот же страшный и горький, как у нашего земляка – 2 года 9 месяцев, 2 года 7 месяцев…
Май 1942-го – когда захлопнулся котел. И попытки разрозненных групп выйти к своим. Вот почему можно предположить, что в одной из этих групп и выбирался наш Семен Амостович. Выбирался долго и трудно, месяц с провала наступления. И все же плен.
Горечь польского плена
«Отец попал в плен в Польше», – пишет его дочь. Нет, на Украине, но тяжкий крест узника нес Семен Амостович в Польше. Польша, теперь явно позабывшая о том, в годы войны становится буквально плацдармом для массового строительства концлагерей.
Всего на её территории будет создано 457 лагерей. И в том числе горестно известные лагеря смерти: Освенцим (Аушвиц-Биркенау) Хелмно, Собибор, Треблинка, Белжец, Майданек.
В каком из 457 находился Семен Амостович? Назвать нереально. По крайней мере, до тех пор, пока не будет полной базы данных о военнопленных. Но это с учетом современной обстановки невозможно. Политика, как и война, штука грязная, она делает своим оружием даже память о тех, кого давно нет в живых.
И тем не менее, даже представить страшно, как можно выжить, проведя почти три года в условиях плена. Да, возможно это был не лагерь смерти. Это был шталаг, где узников использовали, как рабочую силу, и которые при приближении Красной Армии перебросили на территорию Германии. Лагеря смерти же со всеми узниками просто уничтожали. Такова судьба Треблинки и Белжецка.
Но и условия так называемых шталагов продолжают поражать своей бесчеловечностью даже спустя десятки и десятки лет.
Есть список военнопленных, проходивших осмотр в лагере у местечка Кельц. В этих списках значится: Семен Карманов 1910 г.р. Время пленения и место совпадают. Но Карманов или Карамашев? Умеет время прятать истину…
И все-таки, даже если предположить…
О лагере в Кельце в статье «Лагеря для советских военнопленных в Польше» автор пишет: «Пленные получали «питание» два раза в день: «завтрак» – «кофе» из листьев и 1 килограмм эрзацхлеба на 10 человек, а также «обед» – похлебка из гнилого картофеля и брюквы. Голод, эпидемии (дизентерия, тиф) и массовые экзекуции явились причиной высокой смертности: число умерших доходило иногда до 300 человек в день.
Экзекуции осуществлялись простейшим «методом» – забивали палками до смерти. Исполнители – лагерные полицейские, изменники. Расстрел был произведен только один раз – когда ночью изголодавшиеся пленные напали на продовольственный склад с продуктами, предназначенными для гитлеровцев.
Тогда на плацу для перекличек было расстреляно сразу 500 военнопленных. К «обычным» наказаниям относились и такие меры, когда обитателей целого барака запирали на три дня и не давали им никакой пищи. Результатом такого наказания была, как правило, смерть почти всех наказанных военнопленных.
Дополнительным фактором массового истребления военнопленных был изнурительный труд на лесозаготовках, погрузка древесины на железнодорожной станции Кельце, расчистка дорог от снега, использование пленных в качестве «упряжек» для подвод с навозом и т.д.
Умерших и убитых пленных хоронили в массовых могилах в лесу около Кельце (вблизи казарм бывшего 4-го пехотного полка). В лагере погибло 11 тысяч пленных».
Вот, уважаемая Мария Семеновна, через что пришлось пройти вашему отцу, даже если не в Кельце, то в любом другом подобном лагере.
Какая же сила должна быть заложена в человеке, чтобы пройти через этот ад не сломленным и не предавшим?
Почему я так уверена, что Семена Карамашева годы плена не сломали? Каждый военнопленный после освобождения проходил через мощную проверку, чаще всего в запасных полках, а также и в фильтрационных и спецлагерях НКВД. Как проходили такие проверки? Методом допроса, перекрестного допроса, допроса тех, кто находился с солдатом в одном бараке, сверки протоколов допросов с боевыми документами, с трофейными документами, которые фашисты составляли со всей немецкой тщательностью. Можно ли утаить правду в таких условиях?
Если дрогнул, если предал, если пособничал фашистам, об этом расскажут те, кого ты предал. По статистике 83% солдат и офицеров прошли это испытание и были возвращены в строй или на Родину.
Среди них наш Семен Амостович. Дочь его пишет: «Наша семья точно знает, что отец из Берлина вернулся».
Значит проверили и отправили домой, к жене, что ждала своего Семена без единой весточки, живя только надеждой: раз нет похоронки – значит жив.
Ожиданием своим ты спасла меня
Я не могу представить эту встречу. Сколько боли! Сколько счастья! Но из письма дочери мы можем узнать, как же сложилась послевоенная жизнь семьи Карамашевых. И это простое письмо – самый лучший из гимнов родителям.
«Отец мой всю жизнь прожил в с. Печин Аскизского района. В Карагае жили 76-82 года. После войны родилось еще трое детей. Две девочки и мальчик, но осталась одна я. Когда дочь заболела, мама пошла в больницу в Таштып. Их почему-то выписали домой. И девочка умерла на крыльце больницы. Мама моя несла её до Печина 20 километров на руках и боялась положить на землю. Боялась, что сил не хватит потом её поднять и самой подняться. В Печеголе встретила знакомую, попросила помочь, но та ответила, что до Печегола донесла и дальше донесешь…
У отца была родная сестра Качрин, она рано ушла из жизни. А муж её – Муклай Сагалаков, не вернулся с войны. Девочки остались сиротами. Их хотели в детский дом забрать, но отец не дал, вырастил.
Семья была работящая. Отец не давал нам просто так без дела сидеть и сам не сидел. И выросли мы работящими. Отец строгий был, но не кричал на нас, случалось, ругал, случалось, и ласкал. А мама вообще никогда не ругала, она очень спокойная была.
Всю жизнь работал мой отец чабаном в колхозе имени Ленина (в Печеголе был). За хорошую работу был награжден поездкой в Москву на ВДНХ. Депутатом райсовета его избирали.
Он всегда хотел жить не хуже людей. Потому так и работал. На покосе мужики зароды метали, так наша семья одна могла тракторную норму сделать. Отец и мать за день ставили средний зарод. Я копна на коне возила. Мама на зароде стояла. Никогда никого не нанимали помочь. А хозяйство было большое: лошадь, коровы, свиньи, овцы, гуси, куры.
Так мы и жили в работе всегда, но очень дружно.
Отца не стало 22 июля 1982 года. А мамы в 1987 году. Ей было 78 лет».
Такой вот рассказ, к которому не хочется ничего добавлять. Судьба людей обычных и необычных. Железное поколение, на долю которых выпало столько горя, что можно снять фильм: репрессии, война, лагерь, смерть детей и вечная работа. Но именно они и есть пример удивительной силы духа, умения жить вопреки, любить вопреки всему. С фотографии смотрят двое – Семен и Дарья. Молодые, красивые. И звучит в душе: «Как среди огня ожиданием своим ты спасла меня…»
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: