Хозяин

– Женат, холост? – задал Владимир Карлович очередной вопрос поступающему на работу невзрачного вида мужчине лет пятидесяти.
– Холост.
– Ты что, мёртвым родился?
Мужчина ответил недоуменным взглядом.
– Дети есть?
– Нет.
– В таком возрасте и нет?
Мужчина опять не ответил.
– Ладно, посмотрим, как будешь работать. Следующий.
Подошла женщина лет тридцати пяти симпатичной внешности, прилично, но небрежно одетая, подала заявление.
– Замужем?
– Нет.
– Почему, что мужиков в селе нет?
Женщина, как и предыдущий мужчина, промолчала.
– Что, тоже мёртвой родилась?
Женщина взяла со стола своё заявление и, фыркнув, вышла из проходной. Уже у ворот зернотока повернулась к сидящим на крыльце, сказала:
– Ну и начальник! Да провались он!
Прием на работу проходил в Новоберезовке, на зернотоке, куда Владимир Карлович Велькер привез меня посмотреть зерносушильную печь. Присутствующих было человек пять, в том числе и я. Все усмехнулись такой шутке хозяина. Своды топок провалились, стены разошлись и растрескались. Если бы работники зернотока обвязали печь железом, как я советовал, печь стояла бы.
– Поехали в Большой Хабык, – пригласил меня Владимир Карлович, – там печь в худшем состоянии.
Едем, а меня сверлит любопытство, почему поступающие на работу оказались мертворожденными. Спрашиваю.
– Владимир Карлович, поясните, почему пришедшие трудоустраиваться оказались мертвыми?
– Есть грузинский анекдот, – охотно поясняет Владимир Карлович. – Приезжает к грузину русский друг. Грузин ведёт его на кладбище знакомить с умершими родственниками, проводит что-то вроде экскурсии.
– Да, я тоже был на грузинском кладбище, – вставил я. – У них кладбища красивые. Нам из дома отдыха Цихисдзири туда экскурсию организовывали.
Владимир Карлович остался недоволен моим вмешательством.
– Так рассказывать дальше?
Я примолк.
– И вот ходят по кладбищу. Всё в мраморе! Склепы под стеклом! Шикарные памятники! Портреты во весь рост! Памятники, а на них таблички: «Родился в 1940 году, умер в 1990-м, прожил 30 лет». Читают другую табличку: «Родился в 1930 году, умер в 2000-м, прожил 50 лет». Русский и спрашивает: почему между датами рождения и смерти 70, а прожил 50? У грузин, отвечает грузин, жизнь начинается со дня свадьбы. Когда меня будешь хоронить, говорит русский друг, записывай мертворожденным, я вообще не был женат.
Я пять лет проработал в отделе кадров совхоза, и не понаслышке знаю, что семейное положение работника имеет большое значение в его работоспособности, однако не преминул спросить:
– Владимир Карлович, а зачем Вам знать, женат работник или нет?
– Как зачем? – удивился Велькер. – Одинокие похожи на бомжей, а с бомжей какая работа?
– Но женщин одиноких много, и чаще они работящие.
– А среди одиноких мужиков работящих мало.
– Есть! – утверждаю я.
– Есть, – соглашается Владимир Карлович, и добавляет: – у которых лишняя хромосома. Чаще одинокие мужики либо алкоголики, либо у них хромосомы не хватает.
– А у которых не хватает, это какие мужики?
– У которых хромосома лишняя – это дураки пассивные, у которых не хватает – дураки агрессивные, – ответил Велькер.
Я понял, категорично и ёмко. Копать тему глубже не захотелось.
Ехали мы через деревню Майскую. Между полей, за деревней, по дороге в Хабык я любовался широкими просторами по обе стороны просёлка. По одну сторону колыхалась рябоватая бесконечность овса, по другую чернели пары. Конец июня. Жара! Беловатая от жары глазурь неба. Ослепительное солнце в бездонной вышине. Гора грозный Кортуз позади. Впереди над овсами колыхалось марево. Справа чернота паров упиралась в зелень лесополосы. Природа благоухала, купалась в солнечных лучах.
Я наслаждался открывшейся панорамой, молчал.
Владимир Карлович заметил моё любование, но по выражению его лица я определил, что его эта красота мало трогает. Для него это рабочее место, а поэтому он прозаически развеял моё очарование:
– Здесь мы собираем большую часть урожая. На большехабыкскую сушилку приходится основная работа по просушке. Когда мы клали там печь?
– В 2009-м, – отвечаю. – Проработала четыре сезона.
– Вот!
Я не понял, что значит «вот», но промолчал. Сбоку, украдкой я поглядывал на Велькера. Высокий, подтянутый, он за рулём немного сутулился, но выглядел солидно. Выражение лица волевое, взгляд внушительный. С такими людьми разговаривать нелегко. Надо концентрировать мысль, тщательно подбирать слова. Такие люди знают себе цену, разговаривают с другими свысока. Я даже немножко робел, но дело требовало, и я продолжил разговор:
– Владимир Карлович, Вы только не тяните с кладкой, как это было в 2009-м. Я уже в таких годах, когда надеяться на здоровье не стоит. Кладку могу растянуть на полмесяца, а то и дольше.
– Усёк! – откликнулся Велькер. – На днях еду в Красноярск, заеду на кирпичный завод.
– И, пожалуйста, найдите мне ученика. Пусть поработает со мной. Желательно, чтобы был знаком с печным делом.
– Нету у меня такого!
– А кто вам в гараже Майского Утра клал отопительную печь?
– Не знаю.
– Должны знать, – также решительно возразил я. – Гараж-то напротив вашей усадьбы. Разве Вы в нем не бываете?
– Бываю, но печника не знаю.
Однако я настаивал, и Владимиру Карловичу пришлось уступить. Он решительно отсек мои просьбу.
– Нельзя его сдергивать! Он занят! Я пришлю тебе ученика, если ты так настаиваешь.
---- Это же в ваших интересах. Я в дальнейшем вам буду не помощник, а у вас уже будет уже свой печник. Кого дадите? Я вроде бы всех местных печников знаю.
– Виктора Васильевича Епифанова.
– Ого! – удивился я, и удивиться было чему. Виктор Васильевич работает начальником районного Центра социальной защиты населения.
– Он же печник.
– Знаю, но когда ему учиться, если он занимает такую высокую должность?
Я умолчал, что Епифанов вовсе не является работником сельского хозяйства, и никогда не находился в подчинении у Велькера. Я посчитал, что Владимир Карлович, как всегда, крепко пошутил. Однако потом, встретив Виктора Васильевича в Центре социальной защиты, я спросил, почему он не приезжает смотреть, как кладутся сушильные печи, и получил ответ: «Некогда».
Большехабыкская печь оказалась в еще большем развале нежели новоберезовская. Её тоже надо было перекладывать с нуля.
– Начнем с новоберезовской, – предложил Велькер.
– Разберите, кирпич почистите, позвоните, – также коротко согласился я.
Владимир Карлович, как и обещал, не стал тянуть с ремонтом. Через пару дней к моему дому подкатил его внедорожник.
– Садись! – приказал он, когда я вышел к нему, и открыл дверку салона.
Я беспрекословно повиновался.
– Вот смотри, – Владимир Карлович вынул из папки листки, положил их на панель приборов. – Вот такие кирпичи имеются на кирпичном заводе.
Я смотрел на проспект и удивлялся, как быстро и детально Велькер подготовился к ремонту. В проспекте, видимо скопированном с заводских документов, были чертежи всех видов огнеупорных кирпичей, выпускаемых заводом.
– Какие нужны?..

Александр Тихонов,
с. Таштып

Иллюстрация – эскиз портрета Героя Социалистического Труда, председателя колхоза «Строитель» Куклина Александра Константиновича. Автор: Титков Василий Васильевич (1907-1977).