Валюта | Дата | знач. | изм. | |
---|---|---|---|---|
▲ | USD | 27.12 | 99.23 | 0.38 |
▲ | EUR | 27.12 | 103.3 | 0.64 |
Из Аскиза в Абакан направили – медосмотр проходить, думал отсрочку дадут, но нет. Опять медосмотр. Прошли. Сидим в зале знакомимся с будущими сослуживцами, все без настроя. Вот зашли «покупатели» – два капитана. На вопрос: «Кто хочет в армию?» все хором промолчали.
– Ясно, значит много желающих. Да и служить вам всего лишь сутки, – сказал первый капитан.
Мы все переглянулись с удивлением, откуда-то сбоку вопрос пробился:
– Как это сутки?!
– Ну как, как – полярный день и полярная ночь – сутки! В Норильск, – улыбнулся тот с иронией.
– А в какие войска? – продолжал его собеседник.
– В космические! – последовал ответ.
Тут мы не сдержались и все как один засмеялись, затем немного утихли и от меня последовал вопрос:
– А если серьезно, в какие войска?
– В космические, я же сказал уже! – ответил с недоумением капитан.
Из всех пятнадцати человек, как оказалось, никто никогда не слышал о космических войсках. Это что-то новенькое. Опять настроение упало. Поднял его нам прапорщик-грузин завскладом. Смешной такой.
– Вот, товарыщи, трусы и майки от Юдашкина! Красивый такие, первые пойдете в них! У тебя вон голова маленький, на те кепка маленький! – кинул тот в новоиспеченного военнослужащего кепку на два размера меньше.
– Так товарищ как вас там – офицер, малая она мне! – возразил тот.
– Во-первых, не офицер, – ответил человек в погонах, – а прапорщик! А во-вторых, разносишь!
Да, действительно, насколько помню, весь год разнашивал он ее!
В общем, одели нас, кстати, последние в форме «флоры» уходили, только трусы, да майка Юдашкинские… Повезли нас на обед в местную Абаканскую часть железнодорожных войск. Сидим, кушаем, вроде вкусно все.
– Закончить прием пищи! – кто-то крикнул.
Тишина в столовой, а мы сидим и дальше уплетаем за обе щеки.
– Вы че, тупые?! Я сказал закончить прием пищи! – начал кричать на нас разъяренный младший сержант.
Возражать не стали, встали, взяли столовые принадлежности и как все, пошли сдавать их в прием грязной посуды.
После обеда нас повезли на железнодорожный вокзал для отправки в Красноярск. Провожать меня пришел только брат Сережка, денег немного дал, да напутствий на год. Терпеть не могу поезда! Все эти тук-тук, тук-тук. А сколько мы выкинули еды в Красноярске на вокзале – сгущенка, конфеты, соки, куры-гриль, фрукты и еще много другого! Жалко до ужаса! Но, увы, деваться некуда! Все в урну, в самолет нельзя с едой. Потом на автобус и в аэропорт.
Ожидали рейс полсуток. И в 07:15 нас наконец-то посадили в самолет. Кстати, когда мы вылетали, столбик термометра в Красноярске стоял на отметке +37оС, а по прилету в аэропорт «Норильск (Алыкель)» – +10оС. Разница налицо, холод и снег в июне – это что-то новенькое.
Поехали в часть. Это был настоящий ужас, на который мы смотрели с неприятным удивлением – перекошенные заборы с грязным снегом у их основания, колючая проволока болтается как попало, здания все старые, полуразвалившиеся. Но самым интересным мне казалось именно место расположения части – впереди кладбище, немного правее от него крематорий, а слева морг. Беги куда хочешь.
«Учебки» отдельной у нас не было, КМБ (курс молодого бойца) мы провели на первом этаже двухэтажного здания. Там находились: столовая, расположение, штаб, узел связи, ЗАС (засекречивающая аппаратура связи), клуб, спортзал и медпункт. На КМБ нас обучали два старослужащих прапорщика и офицеры. Первые учили как жить по их правилам, вторые и последние – по уставу.
Бесило то, как мои сослуживцы из Хакасии, Томска и Иркутска, как преданные своему хозяину псы, исполняли для «старых» то, что не должны были никаким образом – искать сигареты и прочие мелочи. Я же, начал жить как-то между уставом и указаниями наших «дедов» – по-своему. Было у меня и два единомышленника – Василий и Вовчик. Держались мы вместе, так же, как и отвечали за свои поступки.
В полку прибыло!
Пришло время «подниматься в роту» – переезжать на второй этаж после «учебки». Там нас ждала совместная жизнь со старослужащими после трехнедельного пребывания на КМБ. Всех обучили уставу, а также «ротной жизни», куда без нее.
Был как-то случай во время ужина, после четырехдневной жизни в расположении со старослужащими, спустились мы в столовую, разместились по шесть человек за столы и приступили к приему пищи. Дошло дело до выпечки – каждому на ужин положена булочка с джемом, а молодому призыву ее есть было нельзя – отдавали «старым» по их правилам. Но этот урок в КМБ я пропустил и с наглым видом начал ее уплетать, в то время, как четверо старослужащих смотрели на меня с налитыми злостью глазами. Я же смотрел на них с недоумением, ну мол, моя булочка и я ее ем. После окончания приема пищи мне ясно дали понять на вечерней чистке зубов в умывальнике то, что булочку есть нельзя – отлупили вчетвером.
На следующий день во время ужина мы расселись так же, как и в прошлый раз. «Дедушки» на меня смотрели и с нетерпением ждали, пока я съем кашу и дело дойдет до булочки. Когда пришло время десерта, я без укоризны взял свой паек и лопал, смотря на них и с аппетитом, запивая молоком. Эти глаза нужно было видеть, да… налитые злостью от того, что их не послушали и делают все наперекор! Так длилось неделю примерно – ел булочку, получал, ел, получал. Наконец, после долгих тумаков и сопутствующих слов «суицидник» и «невменяшка» от меня отстали. Моя булочка и я ее ем!
Смотря на меня, Василий и Вовчик все делали также – ели и получали.
– Вы бы отдавали лучше старым, че получать из-за моей настырности и гордости, – жалел я их, не хотел им зла.
Но они только отнекивались.
Потом нас троих и еще несколько человек отправили на обучение на ЗАС, где я и Василий стали телеграфистами узла связи, а Вовчик – телефонистом.
Служба на ЗАСе
ПХД (парко-хозяйственный день) каждую субботу мы, служащие на ЗАСе, пропускали, так как у нас была ответственная работа с засекреченными телеграммами и документацией. ЗАС – это два отдельных кабинета – телеграф и коммутатор для связи с космодромом Плесецк Архангельской области. Зайти в ЗАС имели возможность только пять человек из части (не считая нас – двух телеграфистов и двух телефонистов). Командир части, начальник штаба, начальник узла связи, начальник отделения ЗАС и начальник телеграфа.
Именно поэтому мы не боялись того, что разъяренный прапорщик во время ПХД может забежать и отправить вымывать пол в расположении или штабе. Нас не любили в роте из-за того, что мы не принимали участие в ПХД и не ходили дневальными. Неделю мы ходили на дежурство в ночь (телефонист и телеграфист) и неделю в день, то есть те, кто ходил в ночь, ночь не спали и отдыхали в дневное время. Это тоже бесило тех, кто утром бегал по плацу, убирал снег и работал на строительстве большого гаража.
Конечно, мы и сами не раз попадали на уборку снега в экстремальных условиях, когда его выпадало за ночь большое количество и всех будили для его расчистки в четыре утра. До приезда командира части, нужно было расчистить плац полностью.
Звонить домой давали только по воскресеньям и праздникам. Но каждый доставал телефон как мог. Наказывали за найденный аппарат всю роту, так что «спалиться», было хуже некуда. Сослуживцы нас уважали за оказанные им услуги – мы прятали на ЗАСе телефоны и заряжали их. Они в ответ угощали нас сигаретами, конфетами и шоколадом.
Госпиталь
Когда ночами было нечего делать на ЗАСе, мы с напарником Вовчиком, как обычно брали гирю 24 кг. и начинали занятие спортом. Все бы ничего, да вот угораздило нас качать с этой гирей пресс, сидя на стуле и опускаясь головой до пола. Тяжелое упражнение давалось с трудом не только для мышц живота, но и для здоровья.
После очередного подхода со снарядом, что-то кольнуло мое легкое. Я сначала не обратил внимание, но спустя два часа я понял, что что-то неладное произошло в связи с этим покалыванием. Когда Владимир зашел ко мне на телеграф из соседнего кабинета, то по его глазам я определил что дело плохо. Мои шея, грудь, плечи и верхняя часть спины значительно увеличились, а голос стал как у робота из фантастического фильма. Разговаривать и дышать было больно, глотать воду тоже. Просидел мой друг со мной в четырех стенах около двух часов и не выдержал – позвонил в дежурную часть.
Вызвонили нашего капитана медицинской службы из дома примерно в пять часов утра. Осмотрев меня, он сказал дежурному по части срочно вызывать «скорую помощь», пока не поздно.
– Спонтанный пневмоторакс! Легкое порвалось, – спокойно сказал тот.
Когда «скорая» приехала, меня положили в машину, но лежать я не мог, задыхался. Тогда капитан посадил меня напротив себя и постоянно светил мне в лицо телефоном и смотрел за моим состоянием, постоянно говорил, чтобы я не спал и бил по щекам. Дорога до госпиталя в Оганере (отдаленный район Норильска) была ужасной – 10 км., гололед и ямы, на несколько метровом слой «железного» снега.
Воздуха не хватало и я время от времени засыпал, но удары по щекам меня взбадривали. По приезду в госпиталь меня усадили на инвалидную коляску и покатили на рентген. Не знаю почему, но после рентгена меня повезли на ФГС (фиброгастроскопию), как говорится «глотать трубку». Мало того, что я не мог лежать в любом положении, так как сразу начинал задыхаться, так еще и ФГС назначили. Затем направили на УЗИ, где опять таки пришлось лежать. Было ужасно мучительно… Естественно, после этих обследований врачи ничего не нашли и отправили меня в реанимацию, где укол морфия закончил мои страдания и я погрузился в сладкий, безболезненный сон.
Несколько дней я ходил на физиотерапию и дышал густыми парами, а потом меня выписали. Боли утихли, но воздух под кожей не спадал и голос все также походил на голос робота.
Пугали штрафбатом и судимостью…
Начальник узла связи как-то пришел в субботу во время ПХД на ЗАС и говорит:
– Сегодня в штабном туалете убираться некому из роты, – и указывая на меня, добавил, – ты вроде не мыл туалет еще, вот и задача тебе, как приказ выполнишь, подойдешь с докладом!
Моему шокированному состоянию не было границ. Туалет! Это самое страшное, что могло произойти за всю службу! Лучше получить люлей в умывальнике, чем это! От безысходности я ответил:
– Не буду мыть!
– Что!? Как это не будешь!? – Переспросил удивленный дерзостью старший лейтенант.
– Не буду и все, не мыл и не буду!
– Нет, так нет, в штрафбат на пару лет поедешь за неисполнение приказа. Ты этого хочешь?
– Да будь, что будет. Туалет не пойду мыть!
Последовал приказ идти за ним. Зайдя в узел связи старлей начал писать доклад на имя командира части об отказе выполнять приказ. Дописал и показал мне, я прочитал и согласился с написанным.
– Свободен, рядовой! Я к командиру, потом вызову! – пробурчал тот.
Опечаленный сидел я на ЗАСе и думал о том, как я еду в Плесецк, где и находился штрафбат.
– Старший телеграфист узла связи! – ответил я на прозвеневший звонок.
Знакомый голос приказным тоном сказал:
– Ко мне зайди, рядовой!
Придя к начальнику, он разрядил ситуацию «отмазавшись», что командира части сейчас нет и я могу пока быть свободным. Но я знал, что командир у себя в кабинете и что доклад он нести не собирался. Так, припугнул.
Не всегда за какие-либо проступки солдат наказывали, вот и я попал в этот список. Что не скажешь о двух СОЧинцах (самовольное оставление части) моего призыва, отправились все же на космодром.
Уход «старых», приход новых
Новый год мы уже встречали без старшего призыва – с новым. Тяжелое время прошло, настало еще более тяжкое. Раздор между своими – началось деление «власти». Ссорились друг с другом, дрались и делали разные пакости. Если честно, новобранцев я не трогал, не жил по принципу «как мне, так и тебе». Наоборот, приходилось даже пресекать эпидемию «дедовщины», разраставшуюся среди сослуживцев.
Нередко молодой призывник подходил за советом, видя мое отношение к ним. Я все время думал, неужели и мы были такими убогими и пугливыми полгода назад? Говорил им, чтобы они всегда старались постоять за себя, но это у них плохо получалось. Василий и Вовчик всегда были со мной и глядя на нашу сплоченность, новоиспеченные военнослужащие начали ходить небольшими группами. Но и это их не спасало от «хлыста» дежурного по роте. Преимущество и власть были на стороне моих сослуживцев: старый призыв – дежурные по роте, младший – дневальные, которые всегда будут подчиняться.
Время шло, и близился дембель
Крик слышишь дневального: «Рота! Подъем!».
И этот крик не нежен.
Вновь слышишь его ты: «Рота! Отбой!».
Но дембель неизбежен!
Такой стих сочинил я в ожидании «гражданских» дней. Чем ближе долгожданный июнь, тем время тянулось еще дольше. Письма из дома поднимали настроение, да и немного можно было отвлечься от службы. Выезды в тундру, спорткомплекс «Арктика» на чемпионат России по мини-футболу и кинотеатр, здорово «убивали» время.
Когда оставалась одна ночь до отъезда в аэропорт, никто в роте не спал – все тихо думали о доме и ёрзали на кровати в ожидании команды.
– Рота! Подъем! – эхом пролетел по расположению крик дневального.
Мы не торопясь встали и построились. Командир части и командиры взводов пришли, чтобы попрощаться с нами. Каждый произносил слова напутствия в дорогу домой, как когда-то мне, мой брат Сергей.
Павел Тинников
Оставить сообщение: