У деда Чоноса на просьбу девочки делаются испуганными глаза, поглаживая внучку по голове, он шепчет:
– Тихо, тихо, дитя, не надо об этом говорить!
Но Илиане все равно интересно, поэтому она частенько, когда дедушка с бабушкой думают, что она уже давно спит, подслушивает их разговоры…
Гранат
Однажды Илиана в очередной раз поехала к ним в гости в деревню. С собой везла гостинец-подарок – заморский, невиданный тогда в наших краях фрукт гранат.
– Вот, деда, тетя Зина велела передать. Это гранат.
– Как граната? – дед испуганно глядел на диковинный буро-коричневый шар.
Бабушка тоже поначалу не поняла:
– А что это такое – граната?
– О, это страшное оружие! Когда мы на войне были, надо было вот так выдернуть кольцо и ложиться, а граната разрывается на много-много осколков, и от этого люди умирают.
А когда гранат, наконец, раскрыли и показались зернышки, дед Чонос, показывая на них, проговорил:
– Вот-вот они, эти осколки, которые народ убивали.
Соклой
Забирать новобранцев в деревню приехал грузовик.
Когда мужчин погрузили на машину, над деревней стоял страшный вой – женщины ревели белугами, провожая на войну мужей, отцов, братьев.
Чонос оставлял дома молодую жену и маленького сына. Хохотушка по жизни, она одна не плакала, прижимая одной рукой к груди малыша, а другой крепко вцепившись в борт грузовика. Так, молча, неотрывно глядя в лицо мужа, Соклой бежала за машиной почти 8 километров. Никакие уговоры остановиться не помогали. И лишь когда мужики уже силой отцепили ей руки, она отстала.
Всю войну потом перед глазами Чоноса стояла эта картина – онемевшее от горя лицо любимой женщины, – заставляя изо всех сил стараться сохранить себе жизнь, выжить в любом бою.
Спина к спине
Эшелон, везший «нестрелянных» еще новобранцев, «врезался» в самую линию фронта. Самолеты летят, состав бомбят, всё взрывается, тут же следом танки идут. Грохот, гарь, месиво, люди кто куда врассыпную кинулись.
Чонос был высокий, метр восемьдесят где-то, выскочив из вагона, он вдруг услышал, как кто-то по-хакасски ему кричит: «Эй, парень, пригнись!» А у него и винтовка вроде в руках есть, а стрелять, хоть и охотник, в людей не может. И тот, кто его окликнул, схватил его за шиворот и нагибает к земле. «Сколько дней воюешь?» – спрашивает. – «Держись рядом со мной, не то сегодня же погибнешь. Спина к спине прикрывай меня, никуда не отходи, чтобы никто не подошел сзади». И началась рукопашная.
Самое страшное в бою, рассказывал потом дед, это рукопашная. Там или ты убиваешь, или тебя убьют.
Фашистов, кажется, было не счесть, они лезли и лезли. Кого штыком, кого руками откидывал Чонос, не подпуская зайти за спину товарища. Часы будто остановились. Хронометр боя отчитывал уже свое неподвластное разуму время. И вдруг все разом прекратилось, наступила тишина.
Пришла полевая кухня, стали раздавать кашу.
– Я ложку беру, а у меня рука ходуном ходит, в рот попасть не могу. Вот, оказывается, почему после боя геркулесовую кашу дают, она вязкая, тянется, с ложки не падает, – вспоминал дед.
Товарищ командир
В начале войны приказ был: «Стоять насмерть!». «Сколько народу погибло просто так», – шепотом рассказывал дед Чонос жене.
Впереди немцы, назад бежать – дезертиров сам командир отстреливает. Такой приказ. Собственной головой за каждого солдата отвечает. А жить-то каждому охота.
В одном из боев видит командир, что боеприпасов не хватает. Народу много, а отстреливаться нечем: ни гранат, ни патронов нет. А немецкие танки все ближе и ближе, за ними пехота. Так и так отряд ждет верная смерть.
И тогда командир дает распоряжение:
– У кого остались гранаты и те, кто ранен и не может бежать, приготовьтесь и по моей команде, как только враг подойдет поближе, разом атакуем. Остальные, бросайте все вещи и налегке принимайте позицию «на старт», готовьтесь к отступлению, вон до той рощи.
– Так быстро я еще никогда не бегал, – рассказывал дедушка Чонос.
А ведь он был охотником, недаром его и снайпером в отряд взяли, для него 30 км по тайге круг дать – раз плюнуть, но так быстро бежал он впервые в жизни. Опомнился уже в лесу.
В сумерках отряд соединился, и «товарищ командир» повел бойцов дальше, пока не примкнули к «нашим». Линия фронта беспрерывно двигалась, то немцы отступали, то мы. И гибли, гибли, гибли… Однако Чоноса судьба хранила.
– А в 43-м или 44-м товарища командира убили.
– А как его звали-то? – не выдержала Илиана, все это время тихонько подслушивая рассказ деда.
Дед, не ожидавший вопроса, растерялся:
– Как, как… товарищ командир звали.
– А фамилия-то какая у него была?
– Не знаю… Мы его называли просто: товарищ командир, и всё. А он был совсем молодой, мальчишка еще.
Не на жизнь, а на смерть
На память о войне у Чоноса осталось повреждение руки, точнее, пальцев. Они у него перестали разгибаться. А произошло это так.
В одном из боев ему пришлось столкнуться в рукопашной с огромным фашистом. Боролись не на жизнь, а на смерть, уже и сил не оставалось.
– Чувствую, что если сейчас его не одолею, он меня просто задушит, – рассказывал дед. – Уже темнеть в глазах начало, и тогда я ему руку прямо в глотку запихал и пальцами стал вырывать из горла, а он от боли зубами мне руку зажевал.
Фашиста того Чонос всё же одолел.
Прощай, брат! Здравствуй, брат!
Была еще одна история.
В 44-м Чоноса комиссовали, и он возвращался домой. А в Ачинске был такой разъезд, где поезда встречались: одни шли на фронт, другие с фронта. И когда их поезд остановился, Чонос побежал вдоль эшелона, крича, нет ли кого из Хакасии, из Аскиза. И оказалось, что в одном из составов на фронт ехал его младший брат. Они успели только поздороваться, и эшелоны, тяжело громыхая колесами, покатили Чоноса и Михаила в разные стороны.
Их было четверо братьев, старших и младших, но долгой, проклятой войны хватило на всех. Все они в свой черед уходили на фронт и все вернулись. А знаете, почему? Их мать сшила полотняные мешочки и, усаживаясь за стол обедать, называла имя каждого сына и складывала его долю в мешок. Какой бы ни был голод, каждый раз она отщипывала по кусочку хлеба или мяса и приговаривала:
– Это твоя доля, Илексей! Это твоя доля, Икемер! Это твоя, Чонос! Это твоя, Мхайла!
И семья как будто вновь собиралась за столом вместе. И всё то время, пока сыновья воевали, мешки наполнялись, наполнялись. Их она вручала нетронутыми потом каждому, когда те возвращались с фронта.
Эти истории, подслушанные в детстве, рассказала Илиана Васильевна Сафьянова. Ее дед по материнской линии Чонос (Степан) Николаевич Киргинеков – рядовой, снайпер, воевал с 1941 по 1944 годы. В ряды Советской Армии был призван Азскизским РВК. Так же как и его старшие и младший братья. Алексей Николаевич Киргинеков призван в 1941 году, воевал на Дальнем Востоке. Икемер (Александр) Николаевич Киргинеков получил орден Отечественной войны и медаль «За победу над Германией». Михаил Николаевич Киргинеков – гвардеец, награжден орденом Отечественной воны 2-й степени, медалью «За победу над Германией».
– Ах, как дед Чонос пел, какой красивый голос у него был, мне плакать хотелось, – рассказывает Илиана Васильевна. – Особенно трогательным было сказание о белом жеребце, который охранял свой гарем от стаи волков, но все равно потом погиб. Зная про этот момент, что и он, и я будем плакать, я заранее зажимала ему рот ладошкой, чтобы он не пел дальше.
…Тихо, тихо, дитя, не надо об этом говорить…
Ольга Конюк
Оставить сообщение: