Пожар

Он долго выбирал канистру. Надо было налить бензин в такую, которая бы сгорела и следов не оставила. Пот тёк с лица. Он почему-то торопился, хотя до ночи оставалось еще много времени. Руки тряслись, будто он ещё воровал зерно с зернотока. «Серый» хорошо запомнил кривую, ехидную улыбочку хозяина. «Обрадовался! – вертелось в голове. – Понавешал видеокамер по всем углам. В карман зерна не нагребёшь без надзора! Я вот тебя порадую сегодня!».
«Серый» хоть и был пьян, однако после неожиданного появления хозяина моментально отрезвел. Тот появился откуда-то из-за сушильного барабана, будто специально караулил, спрятавшись. А может, так оно и было. «Бурундук» не стал материть, как это частенько бывало, а просто, буднично сказал:
– Зайди в контору и получи расчёт.
– У «Серого» и гребок выпал из рук.
– Да я не себе, – промямлил от неожиданности.
– Зайди! – с нажимом повторил «Бурундук». – С завтрашнего дня ты уволен!
Сергей зло посмотрел вслед хозяину. Так бы вот и двинул в удаляющуюся спину в синей форме, специально сшитой для всех работников предприятия. На спине униформы белым по синему четко выведено: «ООО Дудиев».
Высок, красив хозяин, а Бурундуком прозвали из-за широкого лица с полными щеками, как будто набитыми зерном. Что-либо кричать вслед не было смысла – не первый раз уже попадается. И на этот раз у него в мотоцикле уже лежал мешок с зерном.
В просторной конторе, на три кабинета с коридором, никого. Сергей прошел в бухгалтерию.
– Распишись, – без приветствия положила перед ним ведомость бухгалтер, а по совместительству жена хозяина.
– «Семь тысяч! – обрадовался «Серый». – Будет на что купить старенький «Москвичок» сыну покататься!» Он уже договорился за пять с соседом, купившим новый «Жигуль».
– Только не дыши на меня!
«Ишь! Видите ли. Не дыши на неё! Цаца! И найдет же черт дьявола! – ворохнулось в голове. – Такая же вредная!». Бухгалтера звали Анна. «А притягательная! – опять ворохнулась мыслишка. – Не то, что моя Нинка – вечно в фуфайке и в дерьме!».
При виде хорошей цифры в ведомости Сергей готов был забыть про увольнение. Так и так уволил бы «Бурундук». Урожай весь просушен, свезен в склады. Сергей уже занимался подготовкой барабанов к следующему году. Зачем держать сушильщиков зимой, платить им минималку? И выходное не станет платить, заставит писать заявление по собственному желанию, и судиться с ним не будешь – себе дороже.
«Серый» осмотрелся. Кабинет просторный, чист, духами пахнет, глянул на себя: совсем он тут не к месту. Весь в пыли, в резиновых сапогах. И униформа не скрывает его неприличного вида. Да и замаслилась она уже за осень возле барабанов и печи.
– Расписывайся, расписывайся, - поторопила его бухгалтер. – Так, и еще вот здесь, в приказе о наказаниях.
– А здесь-то зачем?
– Зерно воровал? Воровал! Пьяный на работе появлялся? Появлялся!
Сергей не ответил.
– Или врача вызвать? – и бухгалтерша потянулась к телефону.
«И правда ведь вызовет!» – подумал и, не вникая в суть наказаний, расписался еще и в приказе. А там и сумм-то не было, были какие-то загадочные проценты и мотивация к увольнению: «За недисциплинированное поведение на работе».
– Всё! – положила бухгалтер перед ним семь сторублевых бумажек.
Сергей уставился на неё с немым вопросом. Приплюснутый, словно раздавленный, его нос из синего превратился в красный.
– А в ведомости семь тысяч!? – выдавил из себя.
– Пить и воровать не надо! – невозмутимо ответствовала бухгалтер. – Нагрянуть бы к тебе с обыском вовремя.
– Не воровал я! – почти закричал Сергей.
И если бы не молодая помощница, сидевшая за смежным столом, он, наверное, кинулся бы на бухгалтершу.
– А куда сегодня нагребал? Продать, пропить?
– Коню, немного.
– Всё! Иди. Разговор окончен! Ты свою зарплату уже мешками вытаскал…
Как побитый он уходил из бухгалтерии, еще секунду постоял у двери, чуть покачиваясь.
– Придете, придете в следующем году за мной. Поклонитесь!
– Незаменимых нет! – был ответ.
Очень обидно было, что вот так обошелся с ним хозяин. Пять лет уже работает Сергей на сушилке. Все влажное зерно проходит через его руки. Ну, бывает он выпивши на работе, ну нагребает иногда мешок-два, так что, за это теперь выгонять как паршивого пса?! И печь сушильную построил, чтобы сушить зерно углем или дровами, вместо того чтобы жечь дорогущее дизтопливо? Это же для хозяина миллионные экономии!
«Ах, ты Бурундук! Сам пихаешь голову в петлю!!!» – крутились мстительные мысли. Когда-то в детстве он ловил в тайге бурундуков петлей. Приделывал к концу длинной палки волосяную петлю, садился на колодину и начинал посвистывать по бурундучьи. Глупые бурундуки приближались, привлекаемые свистом, и сами совали голову в подставленную петлю. – Я тебя поджарю! Это что же? Мои шесть тысяч себе в карман, что ли? На наших костях богатство строишь!»
А «Бурундук» то бишь Борис Добанович Дудиев, осетин по национальности, считался крепким хозяином не только в районе, но и в области. В Захаринке, расположенной в пятидесяти километрах от райцентра, имелись у него и своя свиноферма, и дойное стадо в двести коров, и откормплощадка для молодняка, и парк тракторов, комбайнов, грузовиков, и зерноток со старым сушильным агрегатом. Имелись и управляющий с агрономом, и зоотехник с ветработником, и пять тысяч га посевной площади вокруг.
Все имущество он приобрел после развала местного совхоза с громким названием «Победа Социализма».
Сомнительным было приобретение, но кто теперь будет разбираться, на какие шиши он всё это приобрел и приумножает?
Крут характером Борис Добанович. В «благородных» целях воспитывает деревенский люд и рублем и кулаком. Его излюбленное выражение: «Висеку и вигоню!» – так он ругается, когда сильно рассержен. Тогда он сбивается на акцент, хотя может говорить по-русски чисто. Крепкий, сильный, он однажды ударом в челюсть убил пьяного скотника, и ничего ему за это не было. «Остановка сердца»- констатировали врачи. А оно и остановилось-то, скорее всего, потому, что был ещё и удар «под дых».
С таким великаном низкорослому сушильщику ну никак не справиться, потому Серый и терпел от хозяина и мат и зуботычины. И вот очередное оскорбление, да какое! С позором и без зарплаты!
«Сволочь! – мысленно ругался Сергей. – Я тебе устрою и Крым, и Нарым, и жаркую Африку». На ум пришла командировка Бурундука в Африку «за опытом», где он побывал на сафари, и отдых в Крыму в разгар уборочной.
В гараж заглянул двенадцатилетний Гришка. Он только что пришел из школы и увидел открытый гараж.
– Не будет тебе, сынок, «Москвича», - выдавил из себя Сергей.
Гришка остановился невдалеке, наблюдая, как отец переливает бензин из железной канистры в пластмассовую.
– Лишил меня «Бурундук» зарплаты.
Гришка молчал, во взгляде его черных быстрых глаз был вопрос.
– Семьсот рэ за всю уборку… Вот так!!!
А Гришка знал о сговоре отца с соседом, считал «Москвича» уже своим, хотя тот и стоял еще в соседнем дворе.
С мечтами о компьютере он расстался до собственных заработков. В школе он изредка сидит за ноутбуком, но что это за учеба, если он один на всю школу, да и появился совсем недавно?! Стоит он около двадцатки, отцу ни в жизнь не сколотить такую сумму. Все, что заработали весной на папоротнике, а потом на лисичках, ушло на учебники, на одежду к школе, на пропитание и «шмурдяк» отцу. Гришка хоть и маленький, внешне невзрачный, но такой живой и смышленый, что «спасу нет». Еще не доставал ногами до педалей папиного «Минска», а уже катался по захаринским улицам. Подвыпивший отец заводил ему мотоцикл, усаживал на сиденье, включал первую скорость, выталкивал на дорогу и любовался, как Гришка ловко «газовал» из одного конца улицы в другой. Теперь он и на «Планете» катает девчонок. А «Минск» до сих пор живой, хоть и весь на проволочках.
Он на нем и за Зорькой на пастбище ездит и за Савраской на луг. Хорошо, что Захаринка далеко от райцентровской полиции. Можно и без прав и без каски… Редкими наездами бывают в Захаринке гаишники. У участкового на одного три деревни. Ему не до погони за ребятишками. Да и живет он в Поперечке. Гришка рассчитывал и на «Москвиче» погонять. Сколько ещё ждать до восемнадцати, а он уже и конную сенокосилку освоил и грабли. У дяди Вани, маминого брата, на «Беларусе» заруливает. Он на его «Жигулях» на покос всю родню доставляет и с покоса. Дядя Ваня с папкой не боятся выпить на покосе «лишнего».
Тоскливо сделалось на душе у парнишки от такого сообщения.
–Чего молчишь? – строго спросил отец, но когда увидел, что в глазах сынишки блестят слёзы, не стал допытываться.
Сергей выбросил из люльки мешок овса, выскреб оттуда бутылку «шмурдяка»:
– Воду подай, – попросил, забулькал в полторушку из поданной кружки, разболтал, налил обратно в кружку и выпил.
– Опять пьяный будешь, ругаться начнешь, – с жалостью наблюдая за действиями отца, проговорил Гришка.
Сергей сморщился, пережидая ожог в желудке, махнул отреченно рукой.
– Я этому «Бурундуку» покажу! – вымолвил со злостью. – Научу! Пусть знает, что нельзя так с людьми обращаться! Рабочие ведь тоже люди! Так или не так?
Серый снова пьянел, и пьянел все больше. Он налил еще и еще выпил. Гришка понял, что отец опять свалится здесь, в гараже, и побежал в дом за матерью. Матери в доме не оказалось. Гришка заглянул в стайку. Мать сидела на доильном стульчике возле поросящейся свиньи. Через плечо было перекинуто полотенце. Гришка замер, наблюдая завораживающую картину. Мать чародействовала. Поросята выскакивали из чрева Машки как пельмени, беленькие, скользкие. Мать вытирала им мордочки, освобождая пятачки от пленки и слизи, и, если поросенок не сразу начинал дышать, трепала его по мордочке ладонями, подсаживала к соскам.
– Мам, папка пьёт в гараже, - сообщил Гришка новость, которая была совсем не нова.
– О, господи! Опять! Сейчас приду. Радость у нас сынок. Двенадцать штук! И все гладенькие, бодренькие. Иди, забери у него спирт, спрячь.
– Ага, у него заберешь!- сказал Гришка, но в гараж вернулся.
Отец уже клевал носом, сидя на чурке возле мотоцикла. Недопитая полторушка стояла на верстаке за его спиной. Гришка и не подумал её прятать, зная, что если отец «не добрал» до «нормы», обязательно потребует ещё.
Мать пришла через 15 минут.
– Ну что, мой золотой, пойдем-ка в дом, – ласково, с некоторой долей иронии произнесла она, подхватывая мужа за подмышки. – Бери его, сынок, за руку, повели…
– А, сам главнокомандующий! – радостно воскликнул Серый, - Пойдём, пойдём, Нинок! – и уцепился за плечо жены.
– С чего это ты опять загулял? Поминки по мухам справляешь?
– Не-а… Именины белым. Скоро прилетят…
– Еще и шутит, шутник! – проворчала Нинок, фактически взвалив мужа на плечо.
– Сожгу я его, изверга!
– Какого изверга?
– Поганого Бурундука.
– Не поганый он, а наш благодетель.
– Ага, – соглашается «Серый». – Уволил, сука, и зарплаты лишил. Сожгу!!!
Гришка догадался, куда и зачем отец переливал бензин.
– Сожжёшь, сожжёшь. О, Господи! Горюшко ты моё. Где бы еще хоть одного такого заказать? Стало бы ещё веселей!
Нинок была крупнее мужа, едва ли не в два раза. Обыкновенная деревенская баба, которая может, как говорится, и «коня на скаку» и «в горящую избу». Все село удивлялось, чем это мог взять её этот полухакас. Его и в семье-то частенько называли выродком. «Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца». Отец русский, мать русская, а сын выродился с кривыми ногами и приплюснутым носом. Видимо где-то, глубинах рода, запутался человек из желтой расы, и вот вылез наружу в облике Серого.
– Я вот позвоню Татьяне, расскажу как ты тут всех «жжёшь». Вот она обрадуется.
– Таньке не надо! Сожгу стервеца!
Дочери, которая училась в городе на штукатура-маляра, надеясь в городе и остаться, Сергей побаивался больше чем жену. Он и пил меньше, когда Танька была дома. – Таньке не надо, – несколько раз повторил он.
Он едва-ли соображал, что говорил, просто выдавал то, что было у него в голове. Пока Серого вели от гаража до дома, Нинка успела свободной рукой проверить его карманы, где нашла уже только шесть сторублевок.
«Ну вот, опять будем без денег,– грустно подумала. – Надо срочно отправлять его с Иваном за орехами, и от греха подальше».
Татьяна была первенцем. Она появилась на свет сразу после свадьбы. Тогда Сергей почти не выпивал, был шустрым, языкастым, деловитым. Гришка с лихвой перенял отцовскую сноровку и деловитость. И голова у Сергея есть – всё-таки сельхозтехникум окончил. Заговорил он Нинку, навешал ей лапши на уши, рассказывал о первых протестантах, о погибших цивилизациях, о глубинах нашей галактики… Куда все это из него испарилось? С его головой и руками Нинке можно было бы уже как сыр в масле кататься, а она из стаек не вылезает, в доярках у Бурундука ходит, силосом да навозом пропахла. С её физиономией и женской силой можно было нарожать кучу детей. Она так и намеревалась, взяв в пример своих родителей, но вовремя тормознула, старательно выскребая из себя зарождающуюся новую жизнь. Куда больше-то с таким мужем! Нет, она не хаит Сергея. Он всё умеет: и по хозяйству и её не обижает, но вот беда: пьет часто и «под огурчик» и «под рукавчик».
Нинка посидела недолго на диване, возле заснувшего, как в бреду мужа, вздохнула тяжко и начала собираться на дойку.

Прошло три дня, как папка с дядей Ваней уехали в тайгу. Говорят орех нынче не очень, но папка добудет. Он как обезьяна лазит по кедрам, а дядя Ваня с колотом. Он вон какой сильный! Лишь бы снег глубокий не выпал. Еще только половина октября, а снег в тайге уже выпадал. На гольцах уже давно лежит, но Арга, она большая, найдут. Верхами на лошадях. Телегу в Боровушке оставят.
Мамка, вон, ходит, вздыхает. Много ли наживёшь на одну-то её зарплату!? Таньке надо ещё что-то послать. Хорошо ещё, что она устроилась в ПТУ, где и общежитие, и кормежка, и какая-никакая стипендия. Но мамка говорит: невеста уже, одеться надо и то и сё… Ну, сволочь, «Бурундук»! И мамке мало платит и у папки зарплату отобрал! «Если бы не «подножный корм», совсем бы крестьянину «кирдык» пришел, - говорит папка, - Иначе бы хоть в петлю лезь!» Жалко папку! Он такой хороший! Сидел бы я сейчас за рулем собственного авто. «Сожгу, сожгу! – крутились в голове пьяные папкины слова. Да и не совсем пьяные. Он же когда бензин наливал, ещё не пьяный был. И канистра вон в гараже в углу стоит, каждый раз на глаза попадается, когда появляюсь в гараже.
Видел Гришка, как мать шепнула что-то на ухо брату. Дядя Ваня осуждающе посмотрел на сестру, перекрестился.
Все эти три дня Гришку, как магнитом тянуло к этой канистре. На четвертый вечер он, не давая себе отчета, выставил её во двор, прикрыл лопуховым листом, намечая кратчайший путь от окна.
Ночью Гришка почти не спал, ждал, когда наступит три часа, понимал он, что глубокая ночь лучше скроет. Благо сейчас многие в деревнях, даже в жалкие лачуги, понавставляли эти европейские окна: поверни ручку, и окно откроется, как пожелаешь.
Дом у Мартыновых пятистенный, большой, от родителей Мартыновых достался. Гришка теперь один в детской. Мать спит в своей спальне. В каждой комнате створчатые двери. Только из прихожки в зал нет. Вот и три часа ночи. Гришка потихоньку оделся, плотнее прикрыл филёнки из зала, открыл створку окна и вылез во двор. В рубашке и пиджачке было довольно прохладно. Гришка не стал одеваться в коридоре, чтобы не разбудить мать. Двухлитровая канистра была на месте. Он спрятал её под полу, тихо прокрался по двору. Старый Мухтар даже не шевельнулся в будке. Калитка в огород тоже не скрипнула. До бурундуковской конторы было не более ста метров огородами. Она находилась в бывшем поповском доме, недалеко от церкви, от которой остались одни стены, зияющие пустыми глазницами окон. Дом старинной постройки с высоким крыльцом, под которым любили прятаться от летней жары куры и поросята. Вглядываясь в осеннюю тьму, Гришка прокрался огородами, залез под крыльцо, разлил под ним бензин, и, выбравшись наружу, кинул туда горящую спичку. Под крыльцом вспыхнуло пламя. Гришка метнулся через городьбу и в три минуты был в своей комнате.

Нинку разбудил душераздирающий вой пожарной машины. Кто-то уже стучал железом по билу, висящему на столбе возле сельской администрации. Его звон проникал в уши колокольным звоном. Сердце зашлось от предчувствия большой беды. Она наскоро оделась, пробегая через прихожку, заглянула в детскую. Гришка спал, укрывшись одеялом с головой.
Мельком глянула на часы: «Четыре! Это что же случилось?» Выбежала на крыльцо и увидела: за огородами полыхает бурундуковская контора. Страх овладел всем её существом: «Неужели Сергей!? Но ведь он с Иваном. Иван не мог допустить! Да и далековато из Арги до Захаринки! О, господи!» Первым порывом было бежать скорее туда, схватить мужа за руку и увести от беды подальше, но ноги стали ватными и не повиновались. Они как пристыли к крыльцу. Наконец она сдвинулась с места и пошла, пошла улицей, в интуитивной надежде подольше не видеть страшного зрелища.
Пожар полыхал на соседней улице. Ей представлялось, что сейчас её Сергей стоит, схваченный на месте преступления, и не может вырваться из цепких полицейских рук. Стряхнув наваждение, она свернула в переулок и уже почти подбежала к пожарищу.
Две пожарных машины, прибывшие из райцентра, уже пускали струи в объятый пламенем офис. Вокруг молчаливо наблюдала немногочисленная толпа. Ни у кого в руках не было ни ведра, ни багра, ни топора, хотя почти на каждом старом доме висела табличка с изображением инструмента, какой должен был прихватить хозяин, при пожаре в селе. Да и было ли уже что тушить? Старинный дом, высохшие стены горели так жарко, что невозможно было подойти на десятки метров. Ни Сергея, ни брата Нинка среди толпы не увидела. Это несколько успокоило. Она влилась в толпу, прислушиваясь к разговорам.
Нет, и в разговорах она не услышала ничего подозрительного. Говорили, что началось часа в три. Офис находился в некотором отдалении от домов прихожан. Служители церкви предпочитали строиться на особицу. Пока пламя не разгорелось по настоящему, и не охватило дом, соседи и не заметили пожара. Позвонить бы сейчас мужу или брату, но зачем в тайге мобильник, если нет связи?
Нинка почувствовала страшную усталость, будто воз силоса перелопатила. Потянуло домой, в теплую постель и думать, думать и надеяться на лучшее. Ведь не одного же Сергея обидел Бурундук. Может кто-то другой его поджег. Да и зачем было жечь? Дудиев хоть и Бурундук, который тащит только себе в норку, однако и селу жить помогает. Не будь его «ООО», чем бы люди занимались? Где бы деньги зарабатывали?
А контора сгорела до фундамента. Пожарные машины побрызгали, побрызгали, да и уехали к речке заливаться водой. Чуть сбитое пламя разгорелось снова. Можно было и не поливать и даже не вызывать их из райцентра.
Нинка не спала, ждала – вдруг Сергей постучится. Да и когда уж было спать, уже шестой час – скоро на дойку. Гришка сам вставал, сам налаживал себе поесть и уходил в школу. Сергей не постучался, значит, нет его в селе.

Шишкари приехали через неделю, привезли пять мешков чистого ореха. Приехали поздно вечером, уже по темноте. Нинка выскочила во двор в одном платье, повисла на шее Сергея. Он едва не упал под её тяжестью.
– Ну, ну, чего ты!? – бормотал довольный. – Проживем теперь!
Иван улыбался, наблюдая.
– Хватит вам обниматься! – проговорил добродушно. – Ночью наобнимаетесь. Скидывай мешки. Я свои мешки увезу и Савраску пригоню. Три ваших, два моих.
– Пополам! – Нинка была так благодарна брату, что и его расцеловала. – А почернели-то! Батюшки!
– Не почернели, а закоптились, - поправил сестру Иван. – Поработала бы ты десять дней возле костра, и ты бы почернела!
– Чего это Гришка в доме спрятался? – хватился Сергей. – Орехи пополам.
– Нет, три ваших, два моих! Ты вон как по кедрам лазаешь! Колотовый-то уже весь обит. Это твоя работа. Я только собирал. Да и в семье вас четверо, а нас двое. И зарплату Бурундук у меня не отобрал.
Иван умолчал, что таскать мешки с шишками работа нисколько не легче чем лазать по кедрам, что тереть шишки ночами и просеивать больше приходилось ему, что он давал Сергею выспаться в палатке - лазать по деревьям сонному опасно.
– Сдадите, получите не меньше бурундуковской зарплаты.
– Вот бы стаканами продать, вдвое больше бы выручили. –Нинка боялась сообщить новость о пожаре.
– А кто на рынке с мешком будет сидеть? – погасил её мечту Сергей. – Ты? Я? Да где этот пострелёнок? – оглядел двор Сергей, глянул на крыльцо. Гришка стоял на крыльце в одной рубашке, почему-то не приближаясь к подводе.
– А ты что там стоишь?! Ну-ка помогай разгружать! – приказал сыну отец.
Гришка скрылся в доме. Через две минуты вышел уже по тёплому одетый. Телега была освобождена от груза в три минуты. На ней остались лишь ивановы мешки.
– У нас новость, – наконец решилась Нинка сообщить о пожаре. – Бурундук сгорел!
И Сергей, и Иван оторопели от такой новости.
– Как сгорел? – Иван невольно глянул вопросительно на Сергея. Тот как-то, даже по виноватому, сжался, будто это его рук дело. Но Иван понимал, что ночью сбегать за тридцать километров, чтобы сжечь Бурундука, да ещё и незаметно от него, невозможно. – Как сгорел? – повторил.
Гришка быстро исчез в доме.
–Неделя уже как сгорела его контора. Кто поджег, пока не дознались. Полиция приезжала, осматривала, допросы проводила.
– Накаркал я! – виновато проговорил Сергей.
– Да причем тут ты! – Иван готов был стеной встать на защиту зятя. Уж он-то точно знает, что Сергей нипричем. – Мало ли кого обидел «Бурундук»!
– Говорят, готовят сход граждан. Приедут районное начальство, прокурор, полиция…
– Ну и что?! Да пусть приезжает хоть сам Президент. Я выскажу им все, что думаю. Расскажу обо всех бурундуковских проделках. Все равно он меня теперь не возьмет на работу. Я не буду молчать!
Сергей ещё бы высказывался, да Иван тормознул:
– Ладно, ладно! Разошелся! Вот на сходе и выскажешься, что перед нами-то?

Сход был назначен на воскресенье. Красочные объявления висели на досках у СДК и администрации. На афишах повестка: «Встреча с избирателями». Предстояли выборы депутатов местных советов и глав поселений. А внизу какой-то «серьёзный» шутник фломастером приписал: «Электорат, как жить будем дальше?» Объявления не сняли, видимо, посчитали, что «пошутил» он правильно.
Довольно вместительный сельский Дом Культуры заполнился к десяти часам до отказа. Собралось народу более сотни. Все ждали, что главным разговором будет разговор о пожаре.
Районная власть была представлена двумя головами: главой района и главой районной администрации, да еще прокурор, начальник районной полиции, начальник пожарной части, главврач районной больницы и начальник центра занятости. Глава Захаринской администрации и хозяин «ООО Дудиев» –всемогущий держались особняком.
Всё это многоголовие устроилось на сцене за столами. Все ребята, как на подбор крепкие, гладкие, в галстуках, похожие друг на друга как истуканы на острове Пасхи.
Каждые выборы все районные головы обещали наладить жизнь в районе, но каждый раз получалось как в басне И. А. Крылова, «а воз и ныне там». Проблемы с бюджетом, дорогами, занятостью и прочие никуда не исчезали, несмотря на многочисленные коллективные «вылазки» голов по районным весям.
И на этот раз на повестку всплыли они. Все опять обещали во всем разобраться. Собрание шло по накатанной. Захаринцы уже не верили и ждали, когда же начнется разговор о ЧП, но его будто нарочно обходили.
Но вот подступил к трибуне начальник полиции. Сначала он доложил о положении дел с преступностью. Назвал цифры по мелким и крупным преступлениям и авариям и, как бы между прочим, с неохотой заговорил о пожаре:
– Вот и в вашем селе произошел из ряда вон выходящий криминальный случай: сожгли офис вашего предприятия.
–А наше ли оно? – послышалась реплика из зала. – Нашим оно было при советской власти.
– При советской власти оно было ничьим, государственным, – вставил реплику голова «ООО».
– Зато жили не хуже чем в прибыльных.
– И можно было воровать и пить, –парировал Дудиев.
Бурундук увидел, чей это голос из зала. Его подавал Сергей. За две недели трезвой жизни и десять дней напряженной работы в тайге, на свежем воздухе, организм его очистился от алкогольной дури, голова просветлела. К нему вернулась молодецкая удаль и способность мыслить и говорить.
– Вы здесь работаете, значит, ваше, – сказал начальник полиции. –Мы твердо убеждены, что контору сожгли. Загорелось от крыльца. Это был поджог! Кто это сделал, мы обязательно дознаемся, и он понесет заслуженное наказание.
– Ищите, на то вы и поставлены, – тот же голос выкрикнул из зала. По залу прошел шумок. Сидящие на сцене почувствовали негативное настроение людей.
– Только вот в шестидесятых сгорела сама милиция, а поджигателя не нашли…
– Найдем! – заверил полицейский голова.
Начальник полиции, видимо, высказал все, что намечал высказать и сел. За трибуной его сменил Дудиев.
– Не надейтесь, что я разорюсь из-за того, что сгорела контора, - как угрозу проговорил он. – Я выстрою новую, и не буду искать поджигателя. Урон вы мне нанесли, но не убили! Хорошо, что сейчас основная документация хранится в ноутбуках, а я их и наиболее ценные бумаги в конторе на ночь не оставляю.
– Боишься? Не будешь обижать народ!
– Это ты-то, Мартынов, народ? – парировал выпад в свой адрес Дудиев.
–А кто же я? Или ты, Борис Добанович, считаешь себя народом?
– Что ты, Мартынов, кричишь с места? – вступился за Дудиева председательствующий на сходе захаринский голова. – Выйди на сцену и выскажись.
– А что? И выйду! – поднялся со своего места Сергей и пошел к трибуне.
Зал зашумел, расступился, освобождая проход. Среди присутствующих посыпались напутствия: «Врежь ему Серый», «Давай, Серёга!». Многие помнили, каким остроязыким был в молодости этот невзрачный на вид паренек.
Сергей поднялся на сцену, но за трибуну не встал, облокотился на неё, из-за неё бы торчала одна голова.
Зал притих.
– Сжег тебя не я, – повернулся он в сторону усевшегося за стол Дудиева. – Я был в тайге. Но я бы смог это сделать!
Начальник полиции вопросительно посмотрел на председательствовавшего захаринского главу. Тот утвердительно кивнул. В зале чувствовалось напряжение. Все глаза были устремлены на сцену, на Сергея.
– Борис Добанович крепко меня обидел.
– Может ты это и сделал? И вовсе не в тайге был? – перебил его Дудиев.
– Ага! И орехи, пять мешков нам с Иваном господь бог подарил? Или я, как Карлсон, на кедр залез и включил винт? Посмотрите, есть ли он у меня? – и Сергей демонстративно крутнулся на месте.
– Да он не пьяный ли опять?
Все застолье повернулось к Сергею, вглядываясь ему в лицо, а оно было бледным и напряженным. Нелегко ему давалась эта напускная бравада.
–Чист, как стеклышко! – одернул Бурундука Сергей.
– Что ты болтаешь!? – попытался остановить зятя Иван, – Зачем нарываешься. Пришить ведь дело могут! Ты же со мной все время был и Петро Курятников из Боровушки.
Но Сергей будто не услышал слов шурина.
– Крепко меня обидел Байсары Добанович!- повторил - За всю уборку всего семь соток, а расписаться дал за семь тысячных. – Сергей нарочно назвал Дудиева его осетинским именем. – И знаю я, что не меня одного он вот так наказал. Так он и сэкономил на новую контору…
– Что ты разогнался!? – снова попробовал остановить зятя Иван. – Пришьют дело!
– Пусть позвонят в Боровушку и спросят у Курятникова, где мы были десять дней.
–А иначе как вас, алкашей, воспитаешь? Только рублем! Нанял бы других, да где их взять. Гастарбайтеры не едут в наш медвежий угол. А получил ты всю зарплату. Зачем на меня наговариваешь?
– Конечно, я теперь ничем не докажу: расписался-то за семь штук. Говоришь, рублем воспитываешь, а вот Вепрев в «Назаровском» тоже рублем воспитывал, только наоборот – прибавлял зарплату. За хорошую зарплату люди работают честно.
Выступление Сергея превращалось в разговор двоих, но никто этому препятствовать не стал. Пусть наговорятся. Разговор-то шел не только о местном.
– Не сравнивай прежние времена с сегодняшним днем, - Дудиева такой разговор даже заинтересовал. – У Вепрева была государственная поддержка, первоначально списывались долги. Мне же долги никто не спишет. Он развернулся за счет государства. И откуда ты, Мартынов, это знаешь?
– Я же не в подземелье живу, газеты выписываю, и не карманные. Выписываю «АиФ», «Красноярский рабочий».
Сидящие за столами на сцене даже улыбнулись такому ответу. «Это уже пропаганда и агитация!» – проговорил прокурор.
«Надо проверить, не выезжали ли они из тайги в эти дни, или уехали позже» – вслух подумал начальник полиции.
– За опытом-то надо было ехать не в Африку, а в Финляндию, в Бельгию или Германию, – продолжал атаку Сергей.
Упоминание про Африку развеселило зал. Послышались смешки и гул приглушенных голосов. Но «Бурундук» нисколько не смутился.
– Ездил я и в Германию, и в Финляндию. Там управленческий аппарат минимальный и направлен на помощь фермерам, организуют объединения, взаимопомощь. У нас же руководящая надстройка громоздкая, и она часто подкидывает крестьянам дополнительные проблемы. Минсельхоз в Москве огромное здание в центре, а чем оно занимается? Перелопачиванием бумаг. А министр даже проворовалась. А сельхозотделы по областям, районам…Какая от них помощь? Если дадут банки кредит, то только успевай отчеты писать. И второе – кадры! Людей в селе много, а работать некому.
– За твои гроши кто же будет работать!? – послышались возгласы.
Дудиев будто не услышал этих возгласов.
– И третье – потравы! Это же настоящее бедствие! Вы же сами недополучаете урожай, а значит и зарплату. Чей скот съедает? Да ваш же! Пастухи у частников не за гроши работают, а ведь не пасут как следует. Скот то и дело в хлебах. С половины пастбищного периода бросают пасти. Куда это годится!? Где ответственность за взятые на себя обязанности?! Гастарбайтеров нанимать? Так они же не едут к нам. В европейской части у некоторых фермеров их 50-80 процентов. А с вами борешься, борешься, воспитываешь, а толку нет…
– Плати как следует – будем работать, - послышалось из зала.
– Да я бы рад, да где взять деньги? Считаете, что у меня расходов мало? Между прочим, я хорошо плачу тем, кто хорошо работает.
– Разве я плохо работал? – вставил свое в речь хозяина Сергей.
– Зачем пьешь и воруешь? Да ты, я вижу, Мартынов, мужик грамотный! Пойдешь в управляющие? Егоров на пенсию уходит.
– Ха, – расхохотался Сергей. – Уволил и в управляющие! Не сработаемся. Рылом я не вышел!
– Почему это не сработаемся? Не будешь пить, будешь честно работать – сработаемся.
– Нет, Борис Добанович, мы разного поля ягодки. Не надо мне должности такой. Как-нибудь на папоротнике, ягодах да грибах прокормлюсь. Картошка на нашем черноземе хорошая растет.
– Ну, как хочешь, - усмехнулся «Бурундук». Усмехнулись и все, сидящие на сцене. Все приняли предложение Дудиева за шутку.
Пар из «Серого» был выпущен. Он еще несколько секунд потоптался возле трибуны и спустился в зал. Перед ним опять расступились, пропуская на место.
– Ну что, дорогие односельчане, будем работать добросовестно: не пить, не воровать, не поджигать? – вдогонку Сергею спросил Дудиев. Зал ответил разноголосьем:
– Не беспредельничай!
– Плати нормально!
– Не обижай людей!
На этом сход и завершился, и можно было ставить жирную галочку в плане работы районной власти.

– Чего присмирел? Не горюй, будет тебе машина! Что с тобой? Ходишь как в воду опущенный. На комп не получится, а «Москвичок» будет нашим.
У Сергея настроение было отличным: смог, сумел высказать «Бурундуку» все, или почти все, что хотел! Гришка вот только что-то скис! Сергей от хорошего настроения продекламировал старинного поэта:
– Ладно, ладно, детки, дайте только срок. Будет вам и белка, будет и свисток! – еще добавил из советского времени:
– Шагай вперед комсомольское племя! Шути и пой, чтоб улыбки цвели…
…и уж совсем из древнего:
– Все хорошо, прекрасная маркиза… Не горюй, Григорий, - похлопал отец по плечу сына. – Выплывем!
Сергей с Иваном съездили в город, сдали орех, выручили хорошие деньги.
– Будет у нас, сын, свой автомобиль, - повторил Сергей, – Хоть и называется он металлоломом, но колеса крутятся, пока и такой ладно!
Гришка был рад, что отец и орехи сдал, и деньги привёз и ни разу после тайги не напился.
– Ты только больше не пей, папка, - робко попросил.
– Ага, с дядей Ваней выпьешь! Сам не пьет и мне не позволяет. Правильный мужик твой дядя Ваня! Вот сейчас приберем в гараже, освободим место и пригоним твой «Москвичок».
Отец с сыном выкатили из гаража «Минск» и «Планету». Растолкали по углам и под верстаки разную мелочь, запчасти и другой хлам.
– Сбегай-ка к дяде Ване за маслом. Сосед говорит масла в картере маловато. Где маленькая канистрочка?
Гришка смутился, соврал:
– Не знаю. Не брал я, – промямлил невнятно.
–Куда же она могла подеваться? Она же вот тут стояла?
–Не знаю, - повторил Гришка.
Отец пристально вгляделся в лицо сына. Что-то уж больно невнятно тот отвечает. И вообще его поведение в последние дни вызывает недоумение. То не отставал от отца, а тут дичится его. Страшная догадка ударила в голову: «Уж не он ли?!»
– Где канистра? – подступил отец к Гришке.
Гришка сжался и молчал.
– О, господи!!! – ужаснулся Сергей, – и сам испугался своего возгласа.
Гришка молчал, потупясь. В глазах у него стояли слезы.
– Сынок! – шагнул Сергей к сыну, заглянул в мокрые глаза, приподняв подбородок, и понял: «Правда!»
– О, господи! Ну ладно, ладно, - начал успокаивать он сына, а больше себя. Все пройдет, все перемелется. Только никому ни слова! Даже матери! Прости отца дурака. Слово даю: больше ни капли! Мы по другому заживём. Хорошо заживём. – Сергей вспомнил о предложении Дудиева. «А что если и в самом деле пойти в управляющие?!»
Гришка освободил голову, уткнулся отцу в грудь и по настоящему заплакал.

Александр Тихонов