Тема классных часов – «Профилактика правонарушений среди несовершеннолетних». С детьми и подростками говорили о том к чему приводят порой шалости, хождение по краю, желание быть крутым в глазах сверстников. О последствиях правонарушений. И еще о правах. До заседания КДН успеваю сунуть нос во все кабинеты. Беседа идет по-разному.
Где-то ребята убойно молчат, а где-то напротив разговорчивы и пытливы.
– Ну… наши обязанности – это не воровать, девочек не обижать.
– Еще, если мама просит посуду помыть…
– А я у свиней чищу!
Это Ирина Танова – ответственный секретарь КДН, рассказывает самым маленьким – третьеклашкам – об их правах и обязанностях. Или они ей?
У специалиста управления образования Полины Тартынской – старшеклассники. И разговор потому серьезный и при этом открытый.
Захожу на фразе паренька:
– А что будет если угнать машину и разбить? За это много дадут?
Ничего себе вопрос…
Полина обстоятельно рассказывает об уголовной ответственности и… о бессмысленности поступка, который запросто сломает жизнь. Старшеклассники наседают с вопросами, могут ли наказать родителей за преступления ребенка. И о возрасте, когда кража становится поводом для заведения уголовного дела…
Но, пожалуй, звонче и ярче всех у инспектора по пропаганде ГИБДД Юлии Сергеевой. У неё среднее звено и арсенал средств, вызывающий интерес, – викторины, конкурсы и даже призы. Не удивляюсь, Юлия – главный командир для юных инспекторов дорожного движения. С детьми работает уже много лет и подход к ним знает. К слову, именно её школьники не отпускали еще и после звонка.
Общие выводы из обрывков увиденного – детям нужны такие беседы. Интересные, не занудные, им нужны ответы на все вопросы, даже на те, которые способны напугать взрослого. И еще, оказывается, что о своих правах они знают куда меньше, чем об обязанностях. И если обязанности называли почти все, то на вопрос: «Какими правами вы обладаете?», без подсказки затруднялись ответить большинство. Помня, что в прошлом году было совершенно семь преступлений, где потерпевшими проходили именно дети, это незнание тревожит.
Но вот и заседание КДН. Повестка – три нерадивых родителя и два юных правонарушителя с самоотчётом.
Оба, говоря терминологией уголовного мира, «подельники». Проникли в дом односельчанина, похитив два ноутбука и сотовые телефоны. Имен, понятно, не назову. Но пусть будут Арсений и Вадим.
Арсений едва не рыдает, доказывая, что совсем исправился. И что воровство в его жизни случайный преслучайный случай. Наверное, так и есть. Смуглые щеки алеют неровными пятнами.
Председатель комиссии – первый заместитель главы района Георгий Гаврилович Тодинов, «пытает» Сеньку:
– Учишься хорошо?
– Ага-а-а-а, – еле слышный всхлип.
– На четыре и пять?
– Нееееет... По русскому тройка.
– В какие кружки записался?
– Я на борьбу хожу.
– И как успехи?
Губы у Сеньки дрожат. Звук вибрирует. И сам он – маленький, худющий... Какая борьба? Его же можно пальцем с ног сбить.
Но мальчишка сквозь тщательно сдерживаемые рыдания отвечает:
– Третье место на соревнованиях.
– Ты меня помнишь? – вдруг спрашивает Георгий Гаврилович и улыбка рвется сквозь маску строгости.
– Не-а-а-а-а.
– А я тебя помню, я тебе медаль и грамоту вручал. Молодец. Хорошо боролся. Но скажи мне, зачем воровать полез?
Сенька искоса смотрит на подельника, застывшего в позе непреклонности.
– Ваааааадик позвал...
– А если опять позовет? Пойдешь...
– Нет! Нет! – вдруг прорывается голос. – Никогда больше...
– Ладно, верим. Иди, парень. И борьбу не бросай.
Вадик щурится презрительно и отворачивается. Вадик ворует уже три года. Часто, охотно, с удовольствием. И уже не по мелочи.
– Ты понимаешь, что за кражу со взломом тебя могли бы и посадить? – вопрос уже к Вадику.
– Не-а, – с ленцой и через губу, – не посадят, мне четырнадцати нет.
С младенчества Вадик рос у бабушки. Где мать после отсидки, неясно. А отец вернулся, в одном селе с сыном живет, но даже поздороваться не пришёл: «Нафиг он мне не нужен».
Это всё мне торопливо поведала учительница еще до заседания КДН, жалуясь, что слада с мальчишкой нет: «Хорошо, что вы приехали с полицией. Я попросила полицейского его на урок привести. Он на лестнице сидит. Сейчас приведут. Ничего не могу сделать. Он встанет и по классу ходит. Матерится. Может на уроке подойти и ударить. Я пробовала его вывести. Едва за рукав взяла, он как давай кричать: «Вы меня избиваете. Не имеете права».
– Ты зачем воровать полез? – спрашивают мальчишку.
– Компьютер сломался.
– Сломался-сломался, вот получу пенсию, отремонтируем, – частит бабушка.
– Телефона у тебя тоже не было?
– Есть-есть! – опять виноватая реплика бабули. – Вон же в кармане.
– Это второй, – сообщают учителя. – Чтобы первый телефон купить, бабушка золотые сережки продала, а он его в снег выкинул. Не понравился. Крутой хотел.
Мальчишка усмехается.
– Ну вот, месяц прошел, рассказывай, исправился? – вопрос председателя. И все понимают, что вопрос риторический.
Директор школы не выдерживает:
– Какое там исправился! Расскажи, Вадик, как ты в раздевалку спортзала неделю назад залез. Четыре телефона украл. У нас камеры везде. Мы отследили. Телефоны вернули. Он даже не сообразил, что пользоваться ими не сможет. Они же на паролях.
Слышно, как всхлипывает бабушка.
– Вы не справляетесь с ребенком, может... – начинает представитель опеки.
– Не отдам! – бабуля разом перестает всхлипывать. – Не отдам! Нет у меня никого больше!
– Может отец влияние оказывает?
– Да не подходит он к мальчишке, – уже бабушка.
– Тогда это какое-то психологическое нарушение. Клептомания... Может вас к психологу записать?
– Запишите! Запишите!
– Надо будет в город возить.
– Я буду возить. Только не забирайте. Пропадет он в детдоме!
Становится душно от человеческой глупости. Как же слепо сердце. Безнадежно слепо. И в своей слепоте очень часто губит то, что ему всего дороже – ребенка.
А дальше цепочкой нерадивые родители. По преимуществу матери и один какой-то дерганный и нервный отец. И опять не назову имен. Закон охраняет и этих вот, потерявших человеческий вид родителей. Замечательная парочка, познакомившаяся после отсидки и успевшая родить троих малышей. Младшему нет и года. Парочка периодически гуляет, дети без присмотра. Мамаша непроницаемо благожелательна. Винит себя с каменным лицом и соглашается со всеми выводами комиссии. Опыт зоны не прошел бесследно. Такие не орут, не спорят. Обещают исправиться, но… не исправляются.
– На учет к наркологу встанете?
– Встану, вот получу детские и приеду, встану.
Называет число, когда приедет. Звучит убедительно.
– Так это же воскресенье, – усмехается Ольга Никаноровна Асочакова, врач-нарколог, и продолжает. – Не приедет. Уже обещала.
Выписывают штраф. Родители расписываются.
И еще одна мамаша, клятвенно уверяет:
– Закодируюсь.
Не выдерживает специалист УСПН Лариса Робертовна Попова:
– Может, хватит уже верить в обещания. Полтора года обещает. И полтора года пьет. Пора ставить вопрос об ограничении в родительских правах.
Мамаша трет рукавом лицо, плачет. Но эти слёзы не трогают.
Третью мамашку просто не могут расспросить – пьяна до состояния невменяемости. Бледная, худая. Её периодически то ставят, то снимают с учета КДН. Пьет периодами.
– Старший ребенок уже вырос. Но надо лишать, хоть младшего спасем.
И беспрестанно витает в воздухе фраза: «Дети хорошие, умные, детей жалко».
Пока – умные и хорошие. Детей хочется выдернуть из семей, что уже право называться семьей утратили. Но всякий раз вспоминается «какова бы ни была мать – она мать».
Да, полноте, да мать ли? Картинка с этого же заседания.
– Почему не вели ребенка к зубному? Довели до флюса.
– Жалко было, он боялся, что ему там больно будет.
Апофеоз любви. Пусть дитя помрет от заражения крови, а и такое могло быть, но не вылезу из своего болота, не поведу его к врачу, не нарушу собственный покой. Никого эти мамашки не любят, кроме себя. Ни-ко-го. Но закон будет сохранять семью до последнего. А надо ли? И семью ли?
Заседание оставляет странное чувство. Мучит вопрос о переизбытке. Переизбыток любви приводит к появлению «вадиков». Переизбыток равнодушия – к ним же. Пути разные, результат один. Родительская любовь – это еще и умение сказать ребенку «нет» и увезти к зубному, даже зная, что будет больно. И эта бабушка, жизнь положившая, чтобы воспитать вора, и эти пьяные недомамашки похожи в одном – они уродуют детей. А разницы, чем уродовать – гипертрофированной любовью или полным равнодушием – нет совершенно никакой.
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: