Эта встреча состоялась десять лет назад. В январе 2014 года мне посчастливилось лично познакомиться с Ларисой Дмитриевной Павлюковской. Ей в ту пору было почти 96 лет, но память ее была светла. Она рассказывала о том, что ей выпало пережить, и передо мной вставали картины прошлого, о котором нельзя забывать. Свидетельством тому были старые фотографии и пожелтевшие бумажные листочки – документы военных лет, бережно хранившиеся в семейном архиве.
Светлая довоенная юность
Она родилась в марте 1918 года, в Кронштадте, в месте и во время послереволюционных бурь и мятежей. Но юность ее была светлой и радостной. После окончания школы она мечтала стать педагогом и ее мечта сбывалась. Ее семья тогда жила в прекрасном Ленинграде, где она и стала студенткой географического факультета пединститута имени Н.М. Покровского.
Сейчас трудно представить, насколько счастливой казалась ей жизнь всего за несколько дней до начала Великой Отечественной войны. 1 июня 1941 года Лариса Ширшова, сдала экзамены за третий курс и с группой однокурсников уехала на практику в солнечный Крым. Это было замечательное путешествие! Студенты ходили в пешие маршруты по горам, собирали коллекции горных пород, оформляли гербарии. По плану, после выполнения практических заданий они должны были выйти к Черному морю, на пароходе дойти до Севастополя и поездом вернуться домой. С собой у них не было ни рации, ни радио. Поэтому о начале войны они случайно узнали 23 июня, когда вышли в небольшое село пополнить запасы продуктов.
Было решено вернуться в Симферополь, от которого их отделяли 45 километров.
– Наше возвращение мне запомнилось хмурыми лицами прохожих и пустыми прилавками магазинов, – рассказывала Лариса Дмитриевна. – Это был такой контраст! Мы ушли в горы из солнечного, радостного, курортного города, вернулись в серый озабоченный людской водоворот…
Железные дороги были заняты военными эшелонами. Их пропускали в первую очередь. Поэтому вместо суток мы добирались до Ленинграда больше недели.
Даже к бомбежкам можно привыкнуть, к голоду – нет
А в Ленинграде с первых дней войны шло формирование отрядов для выполнения оборонных работ. И студентов пединститута, вернувшихся в город, направили в Ораниенбаум, на юго-запад от Ленинграда. Там девчата копали траншеи, строили укрепления. Работать приходилось тяжело, под артобстрелами и бомбежками.
Бои приближались, и в конце августа вырытые траншеи заполнили красноармейцы, которым предстояло стоять насмерть в этих окопах. А Лариса с другими ленинградцами вернулась в город.
– Помню, как страшно было при первых бомбежках, – продолжала она свой рассказ.– Мы спускались вниз, в укрытия, в бомбоубежища. Это странно, но потом, когда артобстрелы и бомбежки стали постоянными, к ним как-то даже привыкли, перестали бояться. Как члену отряда ПВО мне во время налетов приходилось дежурить на крыше, тушить зажигательные бомбы. Посты ПВО были организованы в каждом доме. На чердаках заготавливали бочки с водой, ящики с песком, щипцы. И если на крышу падала «зажигалка», нужно было подхватить ее щипцами, бросить в воду, а место, куда она упала, засыпать песком, чтобы не было пожара.
Наступила осень, но отопления не было. За водой ходили на реку. Надевали на себя все, что было. Жили в одной комнате. Сдвинули вместе кровати, собрали все одеяла, спали, согревая друг друга. В комнате соорудили печку-буржуйку, топили ее всем, что горело. Электричества тоже не было. Папа делал фитилек, и при свете этой коптилки я, сидя у буржуйки, готовилась к экзаменам.
Да, и в блокаду мы продолжали учиться. Ведь до войны мы окончили три курса. Нам сократили программу, и в конце декабря 1941 года мы сдавали госэкзамены и получали дипломы. И все это время голод и холод делали свое дело. Было так, что пришли на экзамен, а сдавать некому – профессор умер. Да и среди студентов выжили не все.
У нас папа работал на «Красном треугольнике», получал продукты по рабочей карточке. А мама и мы с сестрами получали по карточкам меньше. В самое худшее время мы на четверых получали полкило хлеба, и папа – 300 граммов. Но всегда папа делил хлеб на пятерых поровну.
Однажды, помню, стояла в очереди за хлебом. Ветер, холодно было. Я только на секунду руки из карманов вытащила, платок на голове поправить. И в это время кто-то успел карточки из кармана выхватить. Хорошо, что это случилось в конце месяца. Мы сумели продержаться до новых карточек. Это страшно…
Декабрь 41-го и январь 42-го – самые страшные месяцы. Мы получали дипломы об окончании института 31 декабря. Но учить было некого, школы ведь не работали. Тогда действовало постановление о том, чтобы эвакуировать молодых специалистов на Большую землю, по месту распределения. Я получила направление в Красноярский край, и 1 февраля мне выдали удостоверение эвакуированного.
Полгода до Красноярска
Лариса Дмитриевна тогда показывала мне ветхий, склеенный в нескольких местах листок, короткие записи и отметки на котором скупо обозначали ее скорбный и трудный путь из осажденного Ленинграда в далекую незнакомую Сибирь: в таком-то месте ей было предоставлено в вагоне место №10, там она получала паек, хлеб, продукты. Самая последняя дата на удостоверении – 3 августа 1942 года.
– Мне нужно было уезжать 2 февраля. За день до этого мы с сестрой пошли повидаться с папой. Он очень ослаб, и на заводе его поместили в стационар, где рабочим обеспечивали, насколько это было возможно, лучшее питание. Чтобы найти его в палате, нам пришлось идти по коридору, в котором штабелями лежали умершие. Их просто не успевали хоронить.
А папа лежал в палате, ходить он уже не мог. Но даже в эту последнюю встречу он отдал нам с сестрой маленький кусочек сахара, просил отнести его маме… Как я потом узнала, он умер 4 февраля и был похоронен на Пискаревском кладбище.
Тяжело было прощаться с мамой и сестрами, ведь мы не знали, придется ли нам встретиться. По Дороге жизни в открытой полуторке нас вывезли из Ленинграда. Потом была остановка в Ярославле, где нас долго выводили из голода. Это тоже было страшно. Я видела, как измученные голодом люди наедались и умирали.
В общей сложности до Красноярска я добиралась полгода. По направлению должна была работать в Артемовске, но получилось так, что меня направили в село Таштып. И в сентябре 1942-го я начала преподавать географию в Таштыпской школе.
Встретились в Сибири Ленинград и Сталинград
Хакасия стала для Ларисы Дмитриевны родным домом. Здесь она встретила свою половинку – фронтовика, участника Сталинградской битвы и учителя математики Виктора Игнатьевича Павлюковского.
Виктор Игнатьевич, с отличием окончивший в 1939 году среднюю школу в Таштыпе и учительские курсы при Красноярском педагогическом институте, был призван в ряды Советской Армии.
Начиналась его служба на Дальнем Востоке. В октябре 41-го в составе 60-й танковой бригады, сформированной на Дальнем Востоке, двадцатилетний солдат прибыл на Северо-Западный фронт, под Тихвин. В январе 42-го, после жестоких боев, бригада была направлена на расформирование. С марта 42-го года по декабрь 43-го Виктор Павлюковский нес службу в технической части 170-й танковой бригады, которая весной 42-го вела бои в районе Старого Оскола, потом в составе 18-танкового корпуса принимала участие в Сталинградской битве.
В декабре 43-го года лейтенант административной службы Павлюковский был ранен в ногу и после нескольких месяцев лечения в госпитале демобилизован.
Он вернулся к любимой и мирной профессии учителя математики в 1944-м. Лариса Дмитриевна и Виктор Игнатьевич поженились в победном 45-м, трудно и счастливо прожили вместе 72 года и один за другим ушли в вечность, оставив в этом мире двух дочерей, внуков и правнуков и многих-многих благодарных учеников. Своим детям и внукам они сумели передать любовь к учительскому труду. Общий стаж педагогической династии Павлюковских составляет более 400 лет.
Прошло уже несколько лет, как окончился земной путь четы Павлюковских, но о таких людях нельзя забывать. Они являются ярким примером верности: верности семье, верности профессии, верности Родине. Будем помнить!
Ирина Кабанова
Оставить сообщение: