Первый день в редакции помню до мелочей. 1 августа 1994 года. Сезон, когда все в отпусках, а в газете – нехватка рабочих рук, то есть пишущих рук. Потому и взяли девочку с улицы без какого-либо диплома, с двумя курсами музыкального училища.
Первый мой редактор – Любовь Александровна Казакова. После будет еще четверо. А памятны особенно – Виталий Антольевич Михалкин и она. Учителя, одна научила жить газетой, потребностями её, ради газеты, ради читателя, второй – не бояться трудностей и всего нового. Два редактора кому по жизни обязана еще одним умением: перешагивать через себя. Болеешь, не болеешь, что там за душой у тебя горе, радость, отчаянье – все неважно для газеты.
Газета, газета – вечная, добровольная каторга. Я иногда думаю: почему мы здесь? Каждый не бесталанен, каждый умен, смел, уверен, любопытен и жаден до жизни – с такими качествами легко было бы в любой области. Но мы здесь.
Какой такой рок, фатум, судьба нас тут держат? Самое смешное, что каждому из нас в свое время говорили:
– Беги отсюда, ты не знаешь, что такое газета.
И говорили те, кто сам отдал любимому делу ни один десяток лет. Думаю, а ответа не нахожу. Где вы, мудрые наши наставники, объясните?
Иных уж нет… Петр Петрович Тинников, ответственный секретарь, Юрий Иванович Колесников – заведующий отделом сельского хозяйства, Валентина Анатольевна Виноградова – секретарь- машинистка, а после – оператор компьютерного набора. Все ушли слишком рано…
Да, как тут не вспомнить старую журналистскую песенку:
«По данным ЮНЕСКО и это не свист
Всех меньше на свете живет журналист»
Видно – дар, проживать сотни жизней за одну свою, здорово сокращает годы. Пройду по кабинетам, кажется, до сих пор слышу ваши голоса.
Вспоминаются какие-то моменты, не всегда самые значимые но…
Петр Петрович Тинников. Он умел так зацепить, что от обиды накатывались слезы. Но зато когда он хвалил твой материал… Какое же счастье была эта скупая похвала.
Я помню свой первый очерк, отдавала его Петровичу с трепетом, это ведь он однажды сказал, что только научившись писать очерки, я стану настоящим журналистом. Он читал мое творение долго. Так и вижу сейчас кабинет с обоями в зеленый квадратик, с вечным сизым дымом от сигарет, притихшую себя, понимающую улыбку Юрия Ивановича.
Петрович оторвал голову от статьи.
– Ну, что? – спросили мы в голос.
– Тихо! – скомандовал Петрович резко.
Мы смолкли, и минуту в кабинете висела та-а-акая тишина.
– Журналист родился! – провозгласил Петрович.
И мне показалась, что ноги подкосились от счастья.
У-у-у-у, дорогие мои юные журналисты, вы и не знаете что такое настоящая школа журналистики, наверное это уже мое упущение, мое, наше… Или не хватает у нас времени и сил возвращать статьи на доработку по шесть раз? Впрочем, и ритм работы сейчас совсем другой. Он бешеный, он слепой, он информационный. Это когда факт ценится выше выводов. Да и объем издания вырос. Но все же, все же…
Анатольевна, по-другому её никто, кажется, и не называл, забегает в кабинет, в руках горшок с цветущим чахлым кактусом.
– Видели? Видели? Расцвел!
И столько радости, сколько эмоций. Не меньше было эмоций и по поводу малейших ошибок, коллектив тогда был удивительный, по сути править и отвечать за грамотность должен был корректор, но отвечали все. Журналисты, редактор, ответсек. Смешно признаваться, но я осилила русский язык только в редакции. Потому что за мою безграмотность мне влетало, как сидоровой козе, и не только мне.
Или вот еще из давнего. Юрий Иванович Колесников по приезду с очередного визита на ферму извлекает что-то из карманов с таинственным видом:
– Наталья, иди смотри. Вот силос, у него фракции грубее и больше, а это сенаж.
Несколько дней назад я имела неосторожность сказать, что сенаж от силоса точно не отличу. По кабинету густой запах. Заливается хохотом Петр Петрович. Но Юрий Иванович серьезен. О! Как он был увлечен своим делом, казалось, что не станет его и больше вот так, о сельском хозяйстве, никто не напишет.
У Юрия Ивановича был особый дар аналитика, он умел делать выводы из фактов, которые должны были остаться просто фактами.
В период акционирования совхозов он очень четко предсказал:
– Совхозы угробили. Теперь еще лет двадцать будут восстанавливать сельское хозяйство. И восстановят ли? Система сломана.
Так и вышло, до сих пор в сельском хозяйстве мерят все планкой памятного 91 года. Урожайность, поголовье скота, зарплаты…
Да, Юрий Иванович, помните, Вы подарили мне яблоньку, вот уже и свои яблоки едим. Вас угостить не пришлось. И у кого из нас тогда не росли Ваши яблони, лимонник, даже сакура? Биолог по профессии, журналист по призванию… Меня почему-то сразу определили на выучку к Вам и Петру Петровичу. Ох уж этот 1994, страна сошла с рельсов и летела под откос, а мне в юной наивности очень верилось, что все эти заварухи ну на год, ну на два, ну на пять. Но грянули взаимозачеты… Это когда зарплата тазиками и фонарями. И ведь не дрогнула тогда редакция – хохотала. Особенность коллектива, передающаяся из поколения в поколение, смеяться, когда кажется в пору плакать. Мы тогда махом освоили умение печь дома хлеб и устраивали чаепития с домашним хлебом, иных-то лакомств не наблюдалось.
Год 1995 или уже 1996? Обещали что подкинут зарплату, которую до того мы видели от случая к случаю. Деньги, еще липкие от типографской краски, поступили в ночь с 30 на 31 декабря. Это был пожалуй самый долгий корпоратив, потому что свое кровное мы ждали до трех часов ночи. Уходили, дремали на стульях и опять шли к праздничному столу… Но ждали и смеялись до слез.
Непросто было, ой, как непросто, но вот чего с избытком хватало, так это человечности. Коллектив – единое целое, защищающий своих до последнего, берегущий каждого. Эти яркие совместные праздники, поездки за ягодой, свадьбы, крестины – во всем, всегда вместе. Может потому, что тогда мы сперва были людьми, а уже после журналистами.
Юлия Юрьевна Уксекова-Майтакова, простите за двойную фамилию, но уж узнала я вас сначала как Уксекову, прямая, невоздержанная на язык, и… неспособная на подлость. Ух, как же Вы нас гоняли за пропущенные запятые.
– Наталья! – голос Петра Петровича суров. – Ты кто по национальности?
– Русская.
– Так почему хакас Тинников и хакасска Уксекова учат тебя русскому языку?
Юлия Юрьевна, если бы только языку! Я ведь от Вас училась любить Хакасию, понимать её, принимать. Первые уроки по её истории, традициям, обрядам преподали мне Вы.
А Витя Майнагашев? То есть Виктор Николаевич. Талантливый, ответственный. Яркая личность. Настоящий мужик. По особому врезалось в память недолгие дни работы бок о бок, а его увольнение. Решение принял он сам. Болезненное для него, да и для нас всех. И то тянущее молчание, невыносимое полное предстоящей разлукой с другом, коллегой, родственной душой.
– Куда уходишь?
– На Север еду.
– По профессии?
– Нет, на буровую.
Витька, Витька. Как ты без любимой профессии?
– А как газета? – роняю опустошённо.
– Молчи, Наталья! – взрывается он. – Ты думаешь, мне легко? Я должен семью кормить. Я подсчитал: за пять лет в газете моя зарплата выросла на 2 тысячи.
Он заходит когда приезжает. Я знаю, в редакцию тянет постоянно.
Вот и Андрей Кувшинов забегает раза два в неделю, точно, Андрей Васильевич, неунывающий наш Андрюха. Любое самое траурное состояние моих мыслей поправлял фразой:
– Что ты, капитана? Прорвемся.
Прорываемся, Андрей, до сих пор прорываемся, а ты заходи почаще.
Где-то колесит водитель Саня Жарников, Александр Геннадьевич, что лучше журналиста знал как надо ездить за материалом, к кому идти и к кому обращаться. Саша, как бы там дорога не шла – пусть она будет ровной!
Да, что же осталось от того коллектива, который был для меня второй семьей, в котором меня буквально выпестовали, как журналиста, где всегда мне было так тепло и так надежно, как наверное уже никогда и нигде не будет.
Надежда Петровна Буряк, Ольга Константиновна Болганова, Екатерина Алексеевна Южакова. Ох, я только бегу по их фамилиям, очень-очень они просили с праздником их не поздравлять, записали себя в «обслуживающий персонал», которого быть не может при газете, потому что все мы тут в одном котле, без рангов и отличий. И о каждом хочется говорить бесконечно.
Слава Кокояков, Вячеслав Алексеевич, толи он принял эстафету от брата, став дизайнером вновь, толи брат в свое время перехватил у Славы эту нелегкую ношу – рисовать лицо газеты. Но уже много лет дизайн издания – дело рук Кокояковых: Слава. Женя, снова Слава…
Слав, а помнишь, как мы делали фильм о районе до трех часов ночи? Помнишь? А как перед этим в пух и прах поругались? Знаешь, даже когда настаивала, шумела требовала и говорила нелицеприятные вещи: все равно знала, ты не подведешь. Это ж у тебя в крови подставить плечо.
Вот еще из старой гвардии Зоя Валерьевна Лукашевская. Пожалуй, нехорошо, но напомню, как однажды она заявила:
– Я никогда не буду работать в газете!
Как Вам сейчас, на месте ответсека, Зоя? Зоя больше чем коллега, больше чем подруга. А в редакции еще и вечный наставник молодых.
Человек, который среди ночи готов лететь на помощь, в командировку, на работу. Вот есть шанс тебе сказать сейчас: спасибо за всё, Зоя!
В работе больше выходит говорить другие слова:
– Что у нас с номером на пятницу?
Все хорошо у нас с номером на пятницу, вторник и снова пятницу… Жизнь наша катится колесиком, и конвейер газеты, жующий статьи и наши судьбы, пашет. И новые приходят на смену тем, кто был дорог и остается дорогим, про кого писала сейчас с комом в горле.
Георгий Сергеевич Кунучаков, да, не совсем честно говорить, что он из нового пополнения, однажды он уже ушел из редакции, чтобы возглавить Бутрахтинский сельсовет и вот вернулся, чтобы возглавить газету. Нелегкая ноша. Очень. Потому у меня только одно пожелание: долгой и уверенной Вам работы в этой должности. Редакция уже устала от смены руководства.
Артур Михайлович Чистогашев, отчего-то кажется, что он тоже проработал у нас целую вечность, а ведь еще и года нет. Ответственный, серьезный, из той породы людей, что в любое время суток готовы подняться и выйти на работу. Еще бы, ведь за плечами у него годы службы в милиции. Интересный факт: он пришел устраиваться в редакцию в тот же день, когда в газете вышла статья о нем. О милиционере, спасшем человеческую жизнь.
– Я всегда хотел быть водителем, – сказал он как-то.
Вот и сбылась мечта. Пусть же она, уже сбывшаяся, не разочарует Вас!
Алена Валерьевна Генке (Хомякова), вот и не заметили, как вырос из милой девушки профессионал. Упертый, яркий, дерзкий на язык, но профессионал. О красоте не буду, все видят её и так, но одно точно пожелаю: не меняйся также люби себя, жизнь, профессию, как умеешь любить. Счастья тебе и твоей семье.
Тарина Бутонаева, когда-то давно-давно тебя приметила Юлия Юрьевна Майтакова, так и говорила о тебе:
– Моя смена растет.
Как в воду глядела. Знание языка, традиций, особенный стиль, Тарина, у тебя все есть, что не просто жить в профессии, но и быть в ней заметным явлением. Не бросай журналистику, потому что ты и сама еще не осознаешь: насколько же верно избрала профессию. В нашей газете или нет, хотелось бы, конечно, в нашей, но ты уже журналист по природе своей.
Люба Астанина, что можно сказать тебе? Месяц стажа в журналистике? Поживем – увидим, Любаша, хочется, чтобы все у нас получилось, чтобы редакция и для тебя стала вторым домом. Ты напомнила мне меня саму. Случайность привела тебя в газету, но поверь, случайности нередко бывают счастливыми.
Когда-то двадцать лет назад, совершенно случайно, я зашла в редакцию.
– Поработаешь на время отпусков? – спросила Любовь Александровна Казакова.
– Да! – ответила.
Наверное и сейчас ответила также. Да, как странно, как все необычно странно, простите, что все эти строки пишу вроде как про себя, но вот в чем штука: газета давно часть меня. Вошла в плоть и кровь настолько, что я сотовый в воскресенье хватаю со словами:
– Алло, редакция.
Сжились мы с газетой, как сживаются с любимым человеком, нет уже той юношеской страсти и горячности, уже иногда ворчишь досадливо. И рвешься в отпуск. Но сумеем ли мы жить без газеты?
Не знаю. Наверное, нет. А вот она без нас – да. Потому что дважды в неделю, что бы ни случилось, она должна приходить к читателю.
И мы уйдем, и будут другие, газета не может умереть, она бесконечна, как жизнь…
Наталья Ковалёва
Оставить сообщение: