Ехали к нему бригадой журналисты газеты, телевидения и оператор с камерой. Он нас уже ждал. Вышел неторопливо, поздоровался и на удивление спокойно спросил:
– Ну, что, показывать машину?
– Подождите, подождите! – останавливают работники телевиденья. – Давайте мы установим камеру, Вы еще раз выйдете из дома.
Дядя Паша пожимает плечами невозмутимо: надо так надо. И заходит, и выходит вновь. Также спокойно, будто и не смотрит неморгая стеклянный глаз камеры, выносят с помощником громоздкий, тяжелый агрегат… Это и есть изобретенная Павлом Семеновичем машина.
– Расскажите, а для чего служит это изобретение? – задают вопрос журналисты.
– Для плетения веревок из бутылок из под газировки. Знаете же, сколько их валяется.
Обводит рукой, но в окрестностях бутылок как раз и не видно.
Честно говоря, в моей голове никак не укладывается, как можно из пластиковой бутылки сплести веревку. Оказывается, можно.
Павел Семенович приспосабливает заранее припасенную бутылку. Крутит ручку, и бутылка нарезается на тоненькие нити
– Их размер, – объясняет изобретатель, – может быть тоненьким, как леска. Сейчас я еще дрель пристрою…
Пристраивает.
И вот уже отпала необходимость крутить ручку – ее вращает дрель. И работа движется быстрее. Тонкие нити сами разделяются на три равных части. Сплетаются в веревки. Пока три, но вот еще одно приспособление и из трех тонких выходит одна – плотная, тугая.
Следим за процессом, как зачарованные.
– Вот, – подает готовое изделие автор.
– Ого! – вырывается у редакционного водителя. – На ней же можно машины таскать.
Старательно растягивает её.
– А давайте попробуем! – загораюсь.
– Что там пробовать, – возражает Павел Семенович. – Эта не выдержит. Надо потолще сплести, примерно вот такую.
И демонстрирует, какого диаметра должна быть веревка, чтобы на ней запросто можно было утащить автомобиль.
– А эта для скота пойдет. И берут чаще для скота. Выдерживает быка, даже если тот дурить начнет.
Веревка переходит ко мне в руки, пробую её растянуть. Не поддается. Крепкая, основательная.
– И как бельевую веревку хорошо, – подсказываю.
– Да, такая не растягивается и не прогибается.
И тут же следуют еще предположения, как еще можно использовать сплетенный шнур. Девушек тянет в декоративное творчество – от макраме до дизайна предметов. Мужчины вспоминают более земные предназначения, можно качелю ребенку закрепить, «тарзанку» сделать. Вместо альпинистской… Пробуют её натянуть, даже порвать. Куда там.
– А если использовать разноцветные бутылки, то…
И мысль уже несется к отделке рам под зеркало, картины, фотографии. Ей же сносу не будет!
Удивительно, как творческая жилка одного дает подпитку другим.
– Недавно вот бич заказали сплести. Я его за полчаса сплел. Хороший бич выходит – хлесткий.
Впервые агрегат по плетению из пластиковых бутылок Павел Семенович увидел по телевизору, в короткой передаче. И загорелся. Собирал его в течение месяца, точнее заново придумывал, что там было сильно разглядеть-то? И не только собрал, а усовершенствовал.
– Там мужик объяснял, что фигурные бутылки его аппарат резать не может, мой все может. Я одну пружинку добавил…
Агрегаты дяди Паши – громоздкие, собранные из подручных запчастей, впечатление производят странное. Смотришь – кажется лом железный, ан, нет – это хитрая машина. Может быть неказиста, но сделана-то с умом, и запас прочности имеет приличный. Веревками, кнутами, тросами он всю деревню обеспечивает. А если б это на какой-нибудь фабрике воплотить? Чтоб корпус блистал новеньким металлом, что б все эти привода не от швейной машинки, а специально-собранные. Кто-то там помнится говорил о переработке вторсырья. Ну вот вам, самое что ни на есть вторсырье – в товары для хозяйственных нужд.
– А Вы кем работали?
– Везде, – отмахивается дядя Паша, – но дольше всего швейные машинки ремонтировал в Доме быта, потом все закрылось, а жаль, мне там больше всего нравилось. С машинами. Любую мог отремонтировать, хоть старую, хоть новую.
К нему до сих пор приходят с просьбами – починить. То в школе – сломались машинки в кабинете домоводства, то у сельчан. И не только швейные машинки. Павел Семенович разве что за хитроумную электронику не берется. А так сам себе токарь, пекарь и аптекарь.
– Вам с чем больше нравится работать: с металлом или с деревом?
– С чем надо, с тем и работаю. Но, конечно, машины интереснее, но и по дереву могу. Нет, резьбу, этого не умею. А вот дом – построить.
И рукой – на крепкую избу.
– Новый дом-то, недавно ставили?
– Не так давно. Надо было.
И не вдается в подробности о доме. Мельком вспоминая, что помог справиться с трудностями сыну, и потому пришлось себя жильем обеспечивать. Жизнь дядю Пашу, судя повсему, не баловала, но он об этом скупо.
– Как кризис-то переживаете?
– Какой? Этот? Я его не замечаю, я и девяностые пережил не заметил.
– Как это? – почти шалею, вся страна заметила, прочувствовала, пережила, а он, значит, нет.
– Картошки много сажал. Скот держал. Картошку на зерно менял, сдавал, зерно продавал. Мясо. Всегда деньги были.
– Тайга кормила, – подсказываю я. Потому что тайга сельчан и кормит, и поит, и одевает. В жилах она уже наших.
– Я больше рыбачить люблю. Нет, охотничал, конечно. Сейчас сложно. Здоровье не то.
«Здоровье не то» – это про инвалидность. Так между делом, как прилагающееся обстоятельство. Как и кризис, главное не эти обстоятельства, ломающие порой жизни, а то к чему ты идешь. Надо пережить, пройти, одолеть, как таежную извилистую тропу.
– Кризис в головах… – скорее самой себе замечаю.
– Не знаю, где он там, – отвечает дядя Паша, – его вообще нет. Бывает хуже жизнь, бывает лучше. Стало хуже – работай больше. Жизнь она и есть жизнь.
И интересуется:
– Что другую-то машину тащить?
Другая – это для рубки крапивы и картошки на корм поросятам. Жизненные, надо сказать, машины у дяди Паши. Невольно почесываю руки, вспомнившие, что такое сечкой нарубить крапиву для поросячьего обеда. И от души жалею, что такой машины у меня нет.
Винты, шурупы, гайки, движок от стиральной, кажется, машины, электропривод. И крапива на глазах не только рубится в мелкую фракцию, но и теряет всю свою жгучесть.
– Да вы в руки теперь возьмите, – дядя Паша цепляет зеленый «салат» голой рукой.
Пробую проделать то же самое. Верно, не жжется.
– Хоть курам, хоть поросятам, можно и не запаривать, все витамины тут, – резюмирует Павел Семенович. – Ну, эту-то машину я давно собрал. Нужна была в хозяйстве.
– Как жена к вашим изобретениям относится? – спрашивает кто-то из нашей бригады.
– Ну как? Хорошо.
А как еще можно к этому относиться?
– У Вас патент на изобретения есть?
– Какой там патент, сложно это все. Там же платить надо.
– А если кто-то скопирует и запатентует ваше же?
– Да я и сам могу продать технологию. Пусть обращаются, все нарисую, чертежи приложу. И продам, пусть делают. Хоть бутылок будет меньше валяться. И мне – заработок. Так что вы там напишите, что я готов продать.
Ай, да дядя Паша! Вспомнилось выступление одного из корифеев экономики убедительно доказавших, что основным объектом развития и обогащения сейчас становится «идея».
– Обязательно напишу…
Вот купят ли? Мы как-то далеки от корифеев экономики и нам привычнее более земное приобретать.
– И что заказы на веревки принимаете тоже?
Дядя Паша кивает.
Нет, удивительный человек, с таким чувством внутреннего достоинства, что диву даешься. Обычно перед камерами сельчане смущаются. А дядя Паша ничего, даже бровью не дрогнул. Хотя, что ему камеры, он и кризис не заметил. Думается, что вот вам, литераторы, – образ изобретательного, спокойного, неторопливого, терпеливого российского народа – трудяга, изобретатель, умница Павел Семенович Майнагашев.
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: