– Я сначала в политех поступил, ну что, приехал учиться, а там – картошка, мои одногрупники разъехались. Меня домой отправили. А дома узнал, что набирают для обучения лесовозчиков. Я подумал, подумал и ну его, этот политех. Вот и выучился.
– Еще не пожалели, что бросили техникум?
– Как… были мысли, но теперь-то куда. Да и тогда водитель лесовоза хорошо получал…
Тогда, это в 1985 году, в Матурском леспромхозе… И про зарплату точно – мужики могли и 600 рублей заработать, при средней по стране 150, для сравнения – буханка белого хлеба 22 копейки стоила. Представляете себе, сколько желающих было работать на лесовозе.
Юрий Семёнович неловко устраивает на столе темные, со следами мазута у ногтей руки. Крепкие руки шофера, какими они еще могут быть, если держатся, а лучше сказать, держат баранку «Урала»?
Беда и выручка лесозаготовителей трудяга «Урал». Любое бездорожье ему, как бабе семечки – на раз расщелкать… И если вывозить «зеленое золото» надо не по асфальту, а по таежным дорогам, где колея чуток не до оси набивается, то лучше «Урала» нет ничего.
– Я там прохожу, где трактор застрянет, – говорит Юрий Семенович. В «Таштыплес» он пришел работать, когда тот еще именовался «Таштыпский мехлесхоз», в 1989 году. Юбилей, получается, – 25 лет с предприятием.
– А первую машину свою помните?
– Самую первую? «Исудзу», японка…
– И как, разница чувствуется?
И смеемся оба, потому что разница между техникой японской, европейской, американской и нашей… Впрочем, отсмеявшись Юрий Семенович очень четко эту разницу обозначил:
– На «Исудзу» я уезжал в белой рубашке и возвращался в белой. А на «Урале», если в белом уеду, в черном вернусь. Их техника для людей делается!
– А наша для кого? – подначиваю я.
– Наша для леса!
Вот вам и найдите семь отличий. Да их не семь, а сто сорок семь. А если учесть, что друг-брат-надёжа «Урал» на работу в лесхоз «пришел» чуток попозже своего водителя, то можно представить, как часто приходится нырять под капот, а то и под машину.
– Я редкий день помню, чтобы не было поломок, сейчас еще хорошо запчасти новые берем, а то было время, когда из хламья выберешь что-то подходящее, подгонишь – и вперед. Зимой в шубенках за рулем сижу, холодно. Была б на тосоле, так печка бы спасала, а он на воде…
И вот теперь, дорогие мои читатели, особенно те, кто от темы грузоперевозок далек, представьте себе условия труда водителя. Железная коробка, раскаливающаяся летом от зноя так, что пот рубахи съедает, а зимой звенящая от лютых морозов. Господи, «гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей». Хотя Юрию Семеновичу к трудностям не привыкать, закалка у него еще советская.
– В леспромхозе когда работал, бывало по три рейса из Верх-Таштыпа до Новостройки делали, и ночью, и днем из кабин не вылазили.
– Как за рулем не засыпали?
– Почему? Засыпали. Я уже потом если чувствовал, что в сон клонит, машину на обочину, сам рядом на землю и спать. Минут двадцать придавишь – и как новенький за рулем. Или у речки остановишься, лицо обмоешь, зимой – снегом оботрешься и опять за руль. Сейчас мало возим, – сетует он.
– Как мало? Сутки через трое?
– Да нет, каждый день, но с теми масштабами не сравнить. 60 кубов в день у меня норма, а было дело и по двести кубов вытаскивал.
– А получаете сколько?
– Как новый директор пришел, стал хорошо зарабатывать, а до этого – восемь, десять.
Вот эти цифры меня вводят в ступор… 8-10 тысяч за таа-а-а-акую работу? Побойтесь Бога, господа начальники!
– Сейчас двадцать выходит, – с гордостью добавляет Юрий Семенович, и у меня не поворачивается язык сказать, что и двадцать тысяч – это тоже не цена за тяжеленный физический труд. И я неловко шучу:
– Да, хорошие деньги и работенка сидячая.
Шутка не принимается.
– Вот-вот, супруга моя тоже так думала, говорила: а что тебе, рули да рули, – смеется Юрий Семенович, он вообще часто улыбается, характер такой. – А потом я её с собой до Новостройки взял. Жара, груженый его не разгонишь, а еще и сломались… Поняла…
Да, жена шофера особая песня. Ему – дороги, ей – тревоги.
– Она, небось, уже Вашего кормилица по звуку отличает?
– Отличает, говорит: иду мимо лесхоза и смотрю – там твой «хвост» или нет. Если нет, значит в рейсе. Хвост – это она так прицеп называет.
– Дети-то большие уже? Сколько их у вас?
– Двое, пацаны, Старшему 24 года, младшему 19.
– В шоферы никто не хочет пойти?
– Нет, насмотрелись на меня.
– А вас-то что держит? – не выдерживаю. – Не хотелось работу полегче подыскать.
– Я уходил, не раз уходил. И назад возвращался. Тянет, привык уже…
– С машиной не разговариваете? – ерничаю, потому что знаю за шоферами такую привычку.
– А как же, случается. Бывает, ремонтирую и уговариваю его. Ничего, он меня слушается. Не подводит. Поговорку знаете, люби машину, как жену, а гоняй как тещу…
Можно представить, как же надо любить машину образца восьмидесятых, чтобы она бегала и лес возила до сих пор.
Взгляд водителя невольно устремляется за окно, где-то там упорно ждет своего водителя старенький «Урал» Не смею задерживать. Один вопрос, последний:
– У Вас есть мечта?
Юрий Семенович не задумывается ни на секунду, отвечает так, будто знал, о чем спрошу:
– Хотелось бы до пенсии на новом «Урале» поработать. Может, успею?
Мне страшно сказать, что может и не успеть, что предприятие, которому он столько лет верен, не самое денежное, что новая техника – это цифра с шестью нулями. И где такую «цифру» взять Таштыплесу? Но как же хочется ошибиться в своих предположениях…
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: