Данная исследовательская работа Романа Шабанова стала победителем и была отмечена, как лучшая на региональном конкурсе исследовательских работ «Никто не забыт, ничто не забыто» в г. Абакан.
С каждым годом становится всё меньше и меньше участников и свидетелей Великой Отечественной войны. Люди начинают забывать тех, кто спас нашу страну от фашистской Германии. Практически ничего мы не знаем о тех, кто побывал в фашистском плену, многое забылось или просто замалчивалось. Огромное количество наших прабабушек и прадедушек были зверски убиты за пределами нашей Родины. Действительно, сами цифры уничтоженных мужчин, женщин и детей поражают многих до сих пор. Ведь счёт шёл ни на сотни, ни на тысячи, даже ни на десятки тысяч, а на миллионы. Единицы, кто смог выжить.
Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас. Придет день, когда настоящее станет прошлым, когда будут говорить о великом времени и безымянных Героях, творивших историю. Судьбы военнопленных – одна из малоизвестных и неисследованных страниц Великой Отечественной войны. Герой или «изменник Родины»? Вина или беда?
Я хочу рассказать о моем прадеде Сидоре Анифоновиче Нестерове, который оказался в фашистском плену в оккупированной Франции. Рассказать об условиях, в которых жили люди, находясь в плену у фашистов. Ведь сейчас об этом очень мало информации. Пусть он сам родом не из села Таштып и даже не из Хакасии, но имеет ли это значение, когда идет война?
Судьба Сидора Анифоновича сложилась драматично. Лейтенант, командир взвода воевал в составе 6-го гвардейского полка, 1 гвардейской дивизии. В 1943 году семья получила извещение «Пропал без вести», затем второе «Погиб в Орловской области 12 сентября 1942 года». «Похоронка», как ее называла моя прабабушка, Елена Ивановна, приходила с опозданием, и вручали ее три раза.
По распечатке Министерства Обороны 1992 года: «Лейтенант Нестеров С.А. погиб в бою, похоронен на южной окраине деревни Слободка Ульяновского района Орловской области».
А мой прадед не «погиб» и не «пропал», а оказался в фашистском плену в оккупированной Франции.
Первый раз его взяли немцы в 1942, под Орлом, когда он, лейтенант Красной Армии, был контужен в бою и потерял сознание. Домой ушла похоронка со штампом штаба 6-го гвардейского кавалерийского полка, 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Как описывает все эти события прабабушка Елена Ивановна:
– Сидор Анифонович ушел на фронт в 1941 г. Я осталась с двумя детьми, ждали третьего. В письмах просил об одном: «Будь здорова и береги детей. Война кончится и все в нашей жизни наладится». Мечтал вернуться к своей школьной работе. Спрашивал о брате Луке, который тоже был на фронте и пропал без вести. Перестали приходить письма и от Сидора Анифоновича.
Позже он рассказывал, что они попали в окружение. Погибли там тысячи и в плен попало немало. Осколком ранило в левую ногу и руку, взрывом отбросило и засыпало песком. Откопали свои.
Очнулся он, когда эшелон мчался с военнопленными через Италию во Францию. Сквозь кровавую пелену контузии в такт перестуку колес в мозгу простучало: «Плен, плен, плен». Мучительно болело истерзанное тело, потерял речь. И вновь провалился в многодневную привычную черную яму беспамятства. Прибыли в пункт назначения Коэтгидон: Франция. Много тюрем и лагерей сменил Сидор Анифонович, пока судьба не подарила шанс. Но далеко убежать не получилось, и вновь оказался в руках фашистов в сентябре 1944 г. Его бросили в лагерь «Франко», откуда и был совершен очередной побег. У моей прабабушки остались документы, а именно справка на двух языках: французском и немецком «Анвайзунг №13837», выданная капитаном пятой автомобильной бригады Союзных войск (Франция).
В справке говорилось: «Нестерова укрыл французский крестьянин в окрестностях Рош. Около 3 месяцев он находился у него. Им было известно, что он русский офицер».
Как Елена Ивановна комментирует этот эпизод:
– Когда Сидор сидел во втором лагере, мимо них ездили французы на сенокос. Среди них была женщина Сюзанна Флобер, которая уже не раз помогала пленным бежать. Она передала Сидору, там его звали Серж, записку и карандаш. Мой муж уже понимал французский. Вскоре Сюзанна смогла передать рашпиль, которым они подпиливали решетки, в тайне даже от своих. Постоянная проверка держала в страхе. Решетка двойная. Одну приготовили, а вторую никак не удавалось. А тут повели их в баню, воспользовавшись моментом, они решились на побег. Необходимо было перелезть через проволоку, на которой установлены колокольцы через метр. Совсем темно, скоро проверка. Начнут искать. Надо уходить. Сидор Анифонович пополз первым, пролез через все ряды проволоки, а друг его задел ограждение и заиграли колокольцы. Поднялась стрельба. Сидор так и не узнал, остался ли в живых его друг или нет. «Я полз как червяк – туда- сюда, не помню сколько. Подполз к дороге и свалился в кювет. Чуть передохнул. Погони нет. В бумажке, что передала Сюзанна был путь, по которому можно добраться до фермы её зятя. Нелегко пришлось, пройдя два моста с часовыми, но добрался. Завел хозяин меня в коровник, там двойной потолок. Неуютно мне стало. Слышу, кто-то шевелится. Я боюсь. Человек что- то на непонятном языке сказал. Не поняли мы друг друга. Позже узнал, что там скрывались спасенные с помощью французских антифашистов заключенные разных национальностей: Позже хозяин принес поесть. Совсем немного. Пожалел – подумал я тогда. В обед больше. И когда уже совсем признакомились, он напомнил: «Вы тогда подумали, что я жадный. Нет, вы бы погибли тогда. Я берег тебя, товарищ».
Около трех месяцев скрывал Сидора Анифоновича французский крестьянин. Закончилась война. На десятый день после Победы решилась и его судьба: «Прямо на улице три стола. Хочешь домой – подходи к первому, хочешь остаться – ко второму, в другие страны – к третьему. Сразу подошел к первому».
Вскоре он уже был в Москве. Трудные допросы. А дома ничего о нем не знали. И вдруг в августе 1945-го получила семья письмо из Невеля: «Вы, наверное, схоронили меня, оплакали, три года слыхом не слыхали. Я остался жив. Дослуживаю. Может, скоро приеду домой».
Вернулся Сидор Анифонович в 1946 году перед Пасхой. Приехал поздно вечером в 11-12 часов. Все спали на печи. Зашел и спросил:
– Здравствуйте. Есть кто живой?
Со слов Елены Ивановны:
– В войну все ворожили (кто на бобах, кто на спичках, кто на воде), все говорили «Приедет твой сахараночка. Уже одной ногой на пороге». И вот он дома.
Только та разлука, что войной была назначена, не последняя была. Лишь с полгода проживет он дома с того апрельского дня. Снова стал работать заведующим начальной школы. Летом 1946 г., при втором аресте он был в полном сознании. Его попросили отвезти пакет в другой город в военкомат. Оттуда он вернулся через девять долгих лет. В отличие от первого своего ареста здесь он ни разу не пытался бежать, усердно работал в лагерях. Как вспоминает прабабушка Елена Ивановна:
– Однажды из сельсовета принесли ему пакет и сказали: «Увезти в военкомат». Уехал он на долгие девять лет. Я в положении. Разыскали его в тюрьме. Самого не видела. Еду не взяли, одежду разрешили передать. В военкомате спросила: «За что посадили?». Ответили: «За измену Родине. Он предатель». Как ехала домой не помню. Только хотела вместе с конем в речку заехать. Не дали. Ни одного свидания не было. Только и видела я забеленные тюремные окна. Судил военный трибунал. На обертке от чая пришло письмо: «Вы меня потеряли. Я живой. Не печальтесь. Еду, сам не знаю куда. Береги детей и себя. Работай, как можешь. Живи, как можешь. Если вернусь, ничего в упрек не скажу.
Везли его на Колыму морем. Закачало многих. Работа была тяжелая, строили плоты, связывая их проволокой. Потом он оказался в вологодских лагерях. Валили лес. Работали в паре. Норму выполнят, а им её прибавят.
Письма из советских лагерей – редчайшие документы. В немыслимых условиях сохранил отец письма старшего сына, работника и кормильца семьи. А также сохранились два письма от Сидора Анифоновича. Приведу одно из них, которое особо меня задело: «Вчера, 5 июня, я получил от вас в одном конверте три письма (от Елены Ивановны, от Сани и Миши) и фотокарточку Елены Ивановны. Спасибо моему дорогому сыночку Мише за его собственноручное письмо – Миша, очень радует, что ты можешь писать, но очень печалит то, что мы с тобой до сих пор, ни разу не видели друг друга. Меня радует то, что вы все живи и здоровы и живете пока «ничего». Спасибо за фотокарточку. А вот если бы я здесь насмелился сфотографироваться, то вы бы там только ахнули, взглянув на мои морщины. Я действительно стал стариком, с такой безобразной рожей, что и самому страшно взглянуть в зеркало. От работы на море, от постоянной сырости на руках чирии и не знаю, когда я с ними разделаюсь. Дело совсем дрянь. Многие мои товарищи освободились. А вот я, оказывается, «опоздал» сюда попасть, и теперь еще два года надо ждать до конца срока. Но что поделаешь, надо ждать. Я удивляюсь сам, что сердце мое до сих пор еще совсем не разорвалось и все бьется в моей исхудалой груди. Оно мечтает еще пожить на воле. За последнее время жизнь в лагере стала постепенно улучшаться. Значит, было бы только здоровье, да желание работать и все было бы в порядке. Но вот со здоровьем-то у меня плоховато. Вы понимаете, что я часто писать не могу. Два письма в месяц. Ваш отец и муж».
30 марта 1955 года Нестерову Сидору Анифоновичу подписали характеристику и справку. В справке говорилось, что Нестеров, осужденный Военным Трибуналом Забайкальско-Амурского военного округа 30 ноября 1946 года по статье 58-й УК РСФС к лишению свободы на 10 лет, с поражением в правах на 5 лет. Из характеристики: «Нестеров отбывал срок наказания на разных лесных работах, норму вырабатывал на 140 процентов, к работе относился добросовестно и честно, трудовой дисциплины не нарушал, в быту вел себя примерно, дисциплинарным взысканиям не подвергался».
Пришло освобождение. Выдали продовольствие на 12 суток, стоимость билета и пособие.
Шестнадцать с половиной лет жена жила одна, воспитывала детей без отца. В этих годах – действительная служба, война, лагеря Германии и Франции и наши – колымский и вологодский. Тень недоверия пала не только на самого солдата, бывшего военнопленного, но и на его семью. На карточке Сидора Анифоновича в военкомате очень долго карандашом было написано: «Пришел живой, был в плену, работал на немцев. Люди, бедовавшие в лагерях, не нашли сочувствия на Родине».
Плен – это не вина, это беда солдата. Вот почему в душе каждого военнопленного – зияющая рана. Она ноет, как дремлющий осколок. Одно не ловкое движение и он оживет. Отсвет «позора» пал на всю семью. Не сразу получилось восстановить честное имя Сидору Анифоновичу. В дальнейшем он также работал в начальной школе, учил детей писать и считать, где после смерти был создан уголок Памяти, в его честь. Умер Сидор Анифонович тихо и спокойно, во сне, в 1980 году. Он прожил нелегкую жизнь, но оставил после себя – нас, своих потомков, которые помнят его подвиг.
Неужели это не герой? Я горжусь тем, что я правнук великого человека. Мой прадед – герой Великой Отечественной войны.
Прошедшая война была, есть и будет Великой и Отечественной. Но ветер Победы до сих пор кружит головы. И кажется, что все нам нипочем. До сих пор не осмыслим до конца свои потери, по-прежнему ведем счет на миллионы. А ведь они, эти 27 миллионов, складываются из отдельных человеческих судеб.
Вот уже 79 лет нашу страну озаряет свет победы в Великой Отечественной войне. Но подвиг тех, кто победил фашизм, бессмертен, он будет жить в веках.
Роман Шабанов,
ученик Таштыпской школы №1, учитель: Л.С. Сагалакова
Материал обработала Дарья Охотникова
Оставить сообщение: