128-ая стрелковая дивизия в июне 1941 года имела в своем составе 17 тысяч солдат. 17 тысяч – население Таштыпского района. Уже к октябрю потери в дивизии составят 26919 человек. Показалось – опечатка. Потери больше состава? Как это? Одного убивали дважды? Нет, не опечатка. 128-ая стрелковая в 1941 году будет четырежды переформировываться после тяжелейших потерь. В августе число невосполнимых потерь составит 9321 человек. И вновь потребуется пополнение, и оно приходит из Сибири, Ярославля, Архангельска. Так и вижу, как шагает под медленным солнцем по пыльным дорогам колонна новеньких солдат – вчерашних пахарей, рабочих, кузнецов, отцов семейств и безусых юнцов. Где-то в этих рядах держит строй Иван Петрович Кравец, житель деревни Нижний Курлугаш.
«Был взят в августе месяце 1941 года 17 числа Кравец Иван Петрович в действующую армию. Перепись имела до двадцать третьего сентября, а на двадцать девятое сентября товарищем было сообщено мне, что он погиб в бою на реке Неве» – укажет в заявлении на розыск жена Ефросинья Иосифовна Кравцова.
17 августа – 29 сентября – краткий срок жизни солдата.
«А семья его числится из семи человек детей…». Как они прощались в том проклятом и страшном сорок первом? Со слезами, детским плачем и женским протяжным воем? Или сдержано и солидно, изо всех сил сохраняя надежду?
Взятые от полей
Август. Покос завершили, время ягод и грибов, а впереди жатва. Вот так из размеренного мира с четким пониманием и расписанием вечных крестьянских дел судьба хватает мужика и швыряет в мясорубку первого военного страшного года.
И времени на осознание, что же ждет тебя впереди, нет. Какие курсы и учебки? В вагон загрузили 17-20 августа, дорога до фронта дней десять…
Выгрузили на станции Назия. Она ближайшая к месту дислокации 128-й стрелковой дивизии. Времени на обучение нет. С поезда – в бой. Необстрелянных и не отошедших еще от крестьянских своих забот. В далеко не полных списках потерь 128-й дивизии сибиряков едва ли не половина, из Хакасии – двое, а вот Ивана в них нет. Без вести пропал, как в воду канул.
Но эти списки позволяют установить, что в дивизию он прибывает с земляком: Иван Петрович Кравец из Курлугаша и Василий Яковлевич Вотинцев из Верхнего Имека. Местом их подвига, их последнего приюта навсегда станет болотистая неласковая земля на подступах к Синявинским высотам. Но один пропадет без вести в сентябре, другой умрет от ран в октябре.
Представьте себе карту 1941 года. Ленинград в защитном пузыре Ленинградского фронта, слева – Финский залив, справа – Ладога, сверху жмут финны, снизу немцы, стремящиеся навстречу. Наш родной Волховский фронт тоже стремится на соединение, но с Ленинградским. Удобнее всего это сделать на месте Синявинского выступа – не зря же фашисты называли его бутылочным горлом. Взять выступ – снять блокаду.
Центр этого выступа – Синявинские высоты. Высоты… Гряда холмов высотой 50 метров над уровнем моря. Не Памир и даже не Саяны. Но она позволяет господствовать над болотистой низиной от Шлиссербурга до Ладоги, контролируя всю ширину Синявинского выступа. Впрочем, ширина выступа – 10-12 километров. Казалось бы, один штурм и…
Будет четыре попытки взять Синявинские высоты, четыре полномасштабных операции. Длиной в три года. Последняя – знаменитая «Искра», которая и прорвет стальное кольцо блокады.
Письмо из Синявинского ада
Но нас сейчас интересует самая первая. Она так и называется «1-ая Синявинская операция». Безуспешная и кровавая. С 10 по 26 сентября 1941 года. Эта датировка, пожалуй, и есть последний отрезок жизни нашего земляка, жителя деревни Нижний Курлугаш Ивана Петровича Кравца.
В разыскном деле, начатом по заявлению его вдовы, сохранилось письмо Ивана, где его рукой указано: «Письмо написано 23 сентября 1941 года».
Вот оно: «Добрый день, мною уважаемая жена и наши дети. Спешу уведомить вас в том, что я в настоящее время жив и здоров, чего и вам желаю. Посылаю вам, дорогая жена моя, Ефросинья Иосифовна, низкий-пренизкий поклон, желаю всего наилучшего в вашей жизни, а также нашим детям Нюре, Кате, Коле, Грише, Косте, Вале и Лизе наилучшего в жизни, только плохо, что вас не видел. Но и живу так, сегодня жив, то хорошо, а завтра не знаю, как будет. Прошу вас, пишите письма, чтоб хоть раз мне получить от вас письмо, узнать, как вы там живете, получали ли деньги и получили ли пособие красноармейца, все пропишите подробно.
Если деньги получили, то советую, пока тепло наймите кого-нибудь, пусть вам дров заготовит и навозит, чтоб зимой вам меньше заботиться. Валя пусть учится. Затем я прошу вас засланные катанки отдай другому катальщику, пусть он вам кому скатает катанки, скажи ему, что я прошу.
А вас прошу, чтоб написали мне письмо Коля, Гриша, Валя… Жив буду, приду, но опасно, что тут каждый день наступают. Привет всем друзьям моим.
Мой адрес: действующая армия, полевая почта №54, с/п 374 – 12 А
Нахожусь на передовой линии фронта. Привет всем всем.»
И сбоку не совсем разборчиво приписка: «Обними… детей, а вы дети…»
Какое бесхитростное письмо, такое простое и ясное, что мороз по коже. А написано из Синявинского ада.
А в сапогах противно хлюпало
Журналов боевых действий 128-й дивизии за август-сентябрь 1941 года не уцелело. А может, не велось их. Но и по тем документам, что сохранились, можно предположить, что за ад был на узком пятачке у Ладоги.
Приказ от 29 августа по 128 с.д.:
«1. Сего числа отдельные группы всех частей дивизии объединить в 741 полк, кроме батальона связи.
2. Капитану Терентьеву учесть людей, сформировать подразделение и доложить о числе людей и винтовок».
От дивизии остался скелет. Её фактически формируют заново из Омского эшелона, Архангельского и Ярославского маршевых батальонов. Интересен возрастной состав – молодежи среди них немного. 1900-1905 года рождения. Так называемые запасники.
Дивизию направляют в бой за станцию Мгу. Там, в Мгинском районе она и простоит, врастая в болотистую почву Приладожья, с сентября 1941 года по январь 1944 года, занимая правый фланг Волховского фронта.
Первая Синявинская операция была ответом на взятие Шлиссельбурга. Помните, 8 сентября? Именно взятие этого города стало началом страшной блокады. А уже10 сентября в бой бросают 54 армию – это пять дивизий: 310-ая, 128-ая, 294-ая, 3-тья и 4-ая; 122-ая и 16-ая танковые бригады.
Интересно, что начало операции было обнадеживающим, а для 128-й пехотной дивизии даже удачным. Она наносит удар по Синявино и наносит успешно. К исходу 11 сентября захвачены село Липки, рабочие поселки №4 и №8, передовые части дивизии достигли рабочих поселков №1 и №5.
Но немцы весьма быстро приходят в себя, подтягивают свежие силы и наступление останавливается. Удивляться этому не приходится, противник превосходит во всем – численно, технически, стратегически. Поражает, что солдаты бьются вопреки всему – превосходству противника, несогласованности действий командования, нехватки сил, боеприпасов. И даже вопреки природе и непростому ландшафту.
Из воспоминаний С.Д. Простякова, бойца 749-го полка, 128-й стрелковой дивизии:
«Воевать осенью 1941 г. под Синявиным приходилось в условиях исключительно трудных. Везде, куда ни ступи, торфяная почва, обильно пропитанная влагой. Начинаешь её копать – и сразу по колено в мутной жиже. Для нас эта вода оборачивалась сущим проклятием. Её пытались ведрами вычерпывать из землянок и траншей. Но разве можно вычерпать всю Ладогу?
По утрам в землянках просыпались оттого, что вода вплотную подступала к настилам, норовя пробраться за воротник. Снарядные ящики, бывшие у нас взамен табуретов, всплывали, покачиваясь вровень с лицом. В болотных испарениях шинели, обмундирование, белье постоянно были сырыми, тяжёлыми, в сапогах противно хлюпало».
Как заноза у врага
374-й полк, тот самый, где сражается Иван Кравец, упорно бьется за деревню Липка. Это отчаянное сопротивление у врага, как заноза под ногтем.
Из донесений вражеской разведки:
«13.09. Липки заняты сильным гарнизоном и упорно защищаются.
14.09. Сегодня противник также понес безусловно тяжелые потери. Тем не менее, его способность к сопротивлению пока не показывает признаков ослабления. Противник у Липки роет окопы.
15.09. Русские сохраняют наступательный дух».
Липки будут удерживаться с переменным успехом до октября. Деревня будет переходить из рук в руки. Упорный полк будут вышвыривать за пределы поселка, загонять в болото. А он вновь будет штурмовать и удерживать. И погибать, и совершать подвиги.
Так, 10 сентября враг вытеснит 374-й полк в Синявинское болото. И не потрудиться даже выставить охрану, посчитав трясину непроходимой. А к утру 11 сентября наши пройдут «непроходимые» и кинуться в атаку, мокрые, без какой-либо артподдержки, с одними винтовками наперерез в районе рабочего поселка №5. И опять попытаются отбить Липки.
Удивленные таким упорством фашисты запросят данные о проклятых русских. Они просто не поверят, что это та же дивизия, тот же полк…Но им ответят: «Войсковая принадлежность противника, появившегося в районе поселка №5, по показаниям отдельных пленных, это 128-я сд из Сибири, состоящая из трех полков по четыре батальона. К ней должны быть отнесены 374-й и 148-й сп. Вооружение – пулеметы и винтовки. 60 патронов на бойца. Сформирована: Волховстрое и Омск. Обмундирована в Вороново, здесь же впервые вступила в бой. Личный состав 35 лет, на службе с июля и августа».
К слову, удивляет осведомленность врага. Их радиограммы и донесения порой только что имен и фамилий бойцов не указывают, а так – вот всё, вплоть до такой малости, как «60 патронов на бойца».
А между тем, враг с новой силой обрушится на 128-ую дивизию в районе Липки, Гонтовая Липка. В ожесточённых боях 13-15 сентября части 128-й стрелковой дивизии отразили контратаки 20-й моторизированной дивизии противника, превосходящей 128-ую по численности в полтора раза. При этом в бою в районе Липки немцы потеряли около 15 танков.
А далее складывается ситуация, когда Ставка главнокомандующего требует наступать, а наступать нечем и некем.
20 сентября состоялся разговор командарма 54 армии Г.И. Кулика с Москвой:
Сталин: В эти два дня, 21-го и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно.
Кулик: Я имел в виду перейти в наступление после прихода новых дивизий, т.к. существующие оказались недостаточными.
Сталин: Наличных сил вполне достаточно, чтобы станцию Мга взять не один раз, а дважды.
Кулик: Докладываю, без ввода новых частей, станцию Мга не взять. За четыре дня боев у нас убыло 10 тысяч человек убитыми и ранеными.
Но 21 сентября армия все-таки идет в наступление.
Кладбище потерянных бойцов
Вспоминает И.С. Стебунов, боец 749-го полка, 128-й дивизии: «Линия фронта проходила через болота и торфяные топи. Окопы и землянки рыть было бесполезно: их сразу заливало водой. Приходилось под огнем врага строить валы из чахлых деревьев и земли, за ними укрываться. Ни прилечь, ни согреться у огня; спать приходилось сидя на корточках. Промокшие, голодные и злые пошли в атаку. Девять атак отбили немцы. За пять дней боев силы дивизии иссякли. Нас осталось чуть более полка».
За пять дней боев. С 21 сентября по 26 сентября. Где-то между двумя датами категоричная точка смерти Ивана Петровича. Но 23 сентября в эпицентре Синявинского ада он еще пишет домой: «Жив буду, приду, но опасно, каждый день наступаем…»
Он верит? Или бережет родных? Скорее всего, бережет. От того так и торопится по-крестьянски, отечески позаботиться: «наймите, пусть дрова заготовят… перекатайте катанки… учись Валя…» В обстановке, где каждый день бои и смерть, он думает не о себе, о них. Он и денежное довольствие свое направляет семье. Об этих деньгах он спрашивает, получали ли? И тоскует, словно чувствуя неминуемую разлуку.
Одно-единственное письмо и о себе вскользь. И больно от того, что писать о нем пришлось по чужим воспоминаниям. По воспоминаниям выживших.
А знаете, что самое страшное? Что точного числа жертв Первой Синявинской никто не скажет. И имен всех погибших не назовет. Помните, «за четыре дня боев у нас 10 тысяч убитыми и ранеными»? А в списках госпиталя 128-й дивизии значится с сентября 1941 года по январь 1942-го всего шестьсот человек. И это единственные списки безвозвратных потерь по 128-й дивизии за период Первой Синявинской. Еще показательнее списки потерь 54 армии, они охватывают весь период войны, но Первая Синявинская… Какие-то странные обрывки с двумя-тремя фамилиями на листе, будто написанные наспех.
Подтверждают отсутствие полноценных списков и поисковики. Командир поискового отряда «Мемориальная зона» М.К. Кусаинов утверждает, что документы просто были уничтожены при угрозе окружения. Либо вовсе не велись. До сих пор нет координат братских могил. И видимо уже не будет. И до сих пор Синявинский выступ – это огромное кладбище потерянных бойцов.
«Как ни горько и больно сознавать, но и до сих пор останки бойцов и командиров лежат там, где они были скошены кинжальным огнем пулеметов при отчаянных попытках взять в лобовой атаке опорный пункт врага. После боя противник, как обычно, сбрасывал трупы советских бойцов и командиров в воронки, траншеи или заброшенные землянки, присыпая слоем земли. Делал это не из рыцарских побуждений, а в санитарных целях. Порою подобное делали и наши, потому что в грохоте ожесточенных сражений было не до похорон. Поэтому-то и находим мы, поисковики, лежащих, сидящих и даже стоящих в траншеях и окопах останки бойцов и командиров».
Нам остается только память
Имени рядового Ивана Петровича Кравца нет ни в списках захоронений, ни в Почетной книге Блокадного Ленинграда. И быть не может. Он все еще воюет. Где-то там, на Синявинских высотах, в рядах таких же без вести погибших. Да, погибших. Уж через 80 лет ясно, что боец не сбежал в Америку, он погиб.
А значит и робкая просьба солдатской вдовы Ефросиньи Иосифовны Кравец, высказанная еще в 1946 году, остается без ответа. Наверное, мы никогда не осознаем трагичность ее мольбы: «Если в живых нет, то просим выслать похоронную его семье… А семья у него числится из семи детей». Скажите мне, что муж мой мертв. Уж лучше так, чем безвестность.
А ведь кроме неподъемного горя, на плечи матери семи детей свалилась и нищета. Нет, извещение «без вести пропал» право на солдатскую пенсию детям давало, но размер её был вдвое меньше, чем у тех, чей отец погиб по всем бюрократическим порядкам. Впрочем, и в ней нередко отказывали. Послевоенные тяжкие и голодные годы, как их пережила семья? Это пожалуй, уже рассказ о другом, женском подвиге… Помогала мать Ивана Петровича, об этом вспоминают родственники. Вот с этой помощью Ефросинья Иосифовна и вырастит детей, только младшая дочка не перенесет тяжести военного времени и умрет совсем маленькой.
А шесть её братьев и сестер получат образование. Найдут себя в жизни. Семья передала нам послевоенное фото – взрослые и сильные дети русского солдата, окружают все еще красивую мать в чёрном вдовьем платке...
И уже внучки Ивана Петровича попросят редакцию установить боевой путь деда. Путь длиной в месяц, но оттого не менее страшный и славный. Путь, который так и не кончился. И можно достаточно уверенно предположить, что место последнего боя Ивана – деревня Липки. Но сложность в том, что самой деревни уже нет. Она входит в список уничтоженных войной деревень. Без вести погибший боец, сгинувшая деревня… И только память, не устану повторять, только память – единственное, что остается нам.
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: