Мой Париж приходит во сне. Он непременно цвета кофе и с запахом корицы. Узенькие улочки. Дома радужных оттенков. Арочные мосты. И шпиль Эйфелевой башни на берегу акварельно-нежной Сены. Так не бывает. Но я не отпускаю сон. Я держу его на вздрагивающих ресницах. Я не хочу открывать глаза. Париж всегда снится к хорошему.
– Мама-а-а-а! – под одеялом горячее тельце. – Сегодня сколько градусов?
В Париже вечное лето. А за окном минус. Минус сколько?
А за окном сорок со знаком минус. И утро не желает выпускать тяжёлое, бледно-розовое солнце из-за горбатой спины Саянского хребта.
Блаженная актировка. Никитке не в школу. И можно поваляться. Я опять ныряю в постель.
– Мама-а-а-а, а расскажи сказку-у-у, – гудит он в ухо.
– Далеко, далеко в Париже...
– Про Париж ты вчера говорила. Давай про самурая.
– Жил был Самурай...
– Где жил? – морщит он носик.
– В Париже! – смеюсь и щекочу босые, вечно холодные пятки.
– Мама! Самураи живут в Японии!
– А этот был бродячий! И добрёл до Парижа!
– Там море!
– Нет, там Сена! И булочки с корицей!
– Я не люблю с корицей!
– А я люблю! Сегодня будет что-то хорошее! – целую я гладкую щёку.
– Ура-а-а!!! Маме снился Париж-ж-ж! – на весь дом ликующе, звонко.
Надо топить печь. Кинуть сена корове. Подоить. Накормить поросят. Варить не французский завтрак. Ворох бумаг у компьютера. Надо работать. Надо. Надо. Надо.
А в комнате запах корицы. Что-то будет. Будет.
Полдень искрится россыпью бликов на белых сугробах. Лопата в руках упорно цепляется за варежки, норовит сорвать их, стянуть мягкие, из собачьего пуха связанные. За тесовые ворота вышвыриваю снег. Никита по пояс в нём, румянец во всю щёку.
– Мама, а давай лепить снеговика!
А снег не лепится, не катается даже. Мороз! Прихлопываем его лопатой, ладошками, утрамбовываем. Деревенеют пальцы.
– Это не снеговик! Это пирамида! – возмущается сын. – Египет какой-то.
– Нет! Это Эйфелева башня!
К чёрту варежки. Зябнущими ладошками снег от подножия, вот она, полукруглая выемка. Надо бы шпиль. Втыкаем сверху какую-то брошенную деталь, цилиндрическая такая штуковина со штырём.
– Париж!
Вечер гаснет стремительно. Вытаскиваю из жерла русской печки листы с булочками! Ник не терпит, хватает ещё горячие.
– Погоди, молока налью!
Молоко уже с горчинкой. Скоро, скоро нашей кормилице срок телиться. В запуск надо. Уже и даёт совсем ничего. Но зато своё. Своё с булками – хорошо-о-о-о!
Ник забегает чмокнуть щёку. Босоногий в короткой пижамке. Я разбираю материалы к недописанной статье.
– Ма, а хорошее когда будет?
– А оно есть, – ерошу белокурые волосёнки. – Ты!
Морщит носульку, думает. Трётся щекой о плечо.
– Тогда тебе твой Париж ещё будет сниться и сниться. Я же всегда буду?
– Всегда!
На Эйфелеву башню сыплется снег. Я включаю свет на крыльце и смотрю, смотрю, смотрю. Скажи, во Франции есть снег?..
Н. Михайлова,
с. Таштып
Оставить сообщение: