Открытие мемориальной доски памяти Алексея Степановича Канзычакова собрало в Нижнесирской школе руководство района – Главу А.А. Дьяченко, Председателя Совета депутатов Таштыпского района А.А. Петрунова, представителей военкомата по Аскизскому и Таштыпскому району, педагогов, родных воина, односельчан. Короткое и пронзительное эхо Чеченской войны… Без зазубренных речей, но так горько и просто.
– Он всегда был спортивным, дисциплинированным учеником… – голос учителя Нижнесирской школы Раисы Максимовны Дорофеевой звучит, кажется, ровно, но вдруг сбивается на паузу. Сложно говорить учителю о погибшем ученике.
Алексея Степановича Канзычакова в живых нет уже 20 лет. Проклятая война, Чеченская война. Впрочем, тогда её так называли разве что в разговорах на кухнях. С экранов телевизора звучало – локальный конфликт, контртеррористическая операция.
Локальный, маленький, сосредоточенный на одной территории, вроде бы и не война вовсе… Но гибли там по-настоящему. 5552 солдата и милиционера. Алексей Канзычаков среди них.
Алексею выпала вторая Чеченская «невойна». Да, их было две. Первая завершилась договором, подписанным в Хасавьюрте. Сейчас история откровенно говорит, что договариваться с боевиками были вынуждены, потому что состояние Вооруженных сил России оставляло желать лучшего. 90-ые прокатились по ним железными колесами, курс на демилитаризацию, взятый правительством страны, убил оборонные предприятия, да и армия была изрядно сокращена, добавьте к этому коррупцию и беззаконие проклятых девяностых. Впоследствии генерал Лев Рохлин скажет в своих воспоминаниях: «Наши солдаты погибали за бандитов, отмывающих деньги в Чечне. Это надо было прекратить».
Прекратили на три года. За это время Чечня превратилась в криминальный остров, где при полной поддержке президента Чечни Масхадова правили ваххабиты, в открытую процветала работорговля, бесперебойно текли потоки наркотиков, а русское население фактически уничтожалось.
К войне, как к застарелой болезни, загнанной внутрь измотанного организма, вернулись после вторжения боевиков Масхадова в Дагестан в 1999 году. В 2000 году город Грозный будет взят. Однако режим контртеррористической операции будет снят только в 2009 году.
Да, Алексею досталась вторая Чеченская война.
Серьезный, дисциплинированный – вспоминали учителя. А со школьной фотографии смотрит веснушчатый мальчишка и ему хочется улыбнуться в ответ, потому что кажется, вот-вот он не выдержит и рассмеется заливисто и звонко.
Третий сын в многодетной семье Галины Аполлоновны и Степана Алексеевича Канзычаковых. Помощник и добрая душа.
Вот как напишет о нём его юный односельчанин ученик Нижнесирской школы Андрей Бутотов: «Он не просто земляк, он был и хорошим человеком, другом! У него было много друзей, был веселым, дружелюбным, смелым мальчиком, рассказывала его мама Галина Аполлоновна Канзычакова. И до сих пор в с. Нижние Сиры у него остались друзья, которые с большой теплотой вспоминают этого улыбчивого юношу».
– Вот судьба какая, мог ведь и не ходить в армию, – слышу за спиной, машинально вспоминаю, что тогда откосить стремились многие. Потому что та армия, это – та армия. С бесконечным бардаком, дедовщиной и питанием немногим лучшим, чем на зоне, с двухгодичным сроком службы и войной. Да, откосить стремилось большинство.
Но не Алексей.
– Он всегда хотел служить, – вспоминает сестра Алексея Ольга Степановна. – Рвался в армию. Говорил, отслужу и за себя, и за отца.
Отец Алексея не служил по семейным обстоятельствам – старший сын в семье, где не было отца и болела мать.
Для Алексея же армия была мечтой. Он готовился к ней, усиленно занимался лыжным спортом и легкой атлетикой. Окончил школу, училище №17. Устроился на работу в бывший совхоз. Такая непростая, но мирная и спокойная жизнь. Но вот беда – плоскостопие. Официальный диагноз, которому в те-то сумасшедшие годы обрадовались бы многие призывники, Алексей принимать не хотел.
Анатолий Алексеевич Петрунов рассказывает:
– Он ко мне приходил, и не раз, помню, сидели с ним в кабинете, разговаривали: «Помогите, Анатолий Алексеевич, скажите в военкомате, пусть меня заберут. Я же здоров». На турнике мне здоровье демонстрировал – «солнце» крутил, подтягивался легко, силовой выход делал. Я пообещал помочь, не мог не помочь. Его желание вызывало уважение. Поговорил с военным комиссаром, тогда Евгений Петрович Болуж был военкомом. Взяли в двадцать три года на срочную службу. Знать бы заранее…
Провожали, беды не чуя. Радовались за светившегося от счастья Алексея. Изначально Алексей попал в Читу. В письмах домой не было жалоб, казалось, он нашел себя. Не будет жалоб и в письмах из Чечни.
«…1 мая и первый день в Чечне. Сейчас сижу на поляне, у нас строевой смотр, ветерок дует, погода пасмурная, здоровье отличное. Я домой через 7 месяцев приеду, здесь день за три».
«…Нахожусь я в Старых Атагах у Волчих ворот, рядом самое знаменитое ущелье (Аргунское ущелье недалеко) в Чечне. На взгляд, обычные большие горы высотой (не знаю сколько), вокруг видать, как горят нефтяные скважины уже лет 5 (так говорят пацаны). Ощущение мое как-будто я дома, все как у нас. У меня «ништяк», настроение отличное».
«Здравствуйте, мои дорогие и все остальные, дело было вечером – делать было нечего, и решил написать письмецо, так сегодня 25.04.01 г. прошел бригадный смотр – это значит все «полканы» и генералы 54-й армии приезжали на нас поглядеть. Вот такие новости – это было недели полторы назад».
«У меня всё ништяк, я в Старых Атагах…» – пишет Алексей в 2001 году.
И тогда же в 2001 году Анна Политковская в своей статье замечает: «Одно из самых больших сел Чечни – Старые Атаги Грозненского сельского района. Здесь, в 20 километрах от Грозного в сторону гор и 10 – от так называемых Волчьих ворот (вход в Аргунское ущелье на языке военных), живут около 15 тысяч человек. Старые Атаги – место неспокойное, тут много ваххабитов и сочувствующих им людей. Отсюда и «зачистки»».
«Рядом самое знаменитое ущелье в Чечне…» – пишет Алексей об Аргунском ущелье, том самом, где в 2000 году погибла шестая рота, том самом, что служило для боевиков дорогой в Грузию, откуда и поступали подкрепление и боеприпасы. Ущелье, за которое боевики цеплялись до последнего. Ущелье, которое у большинства жителей страны всегда будет иметь только одну стойкую ассоциацию – война в Чечне.
«У меня ништяк… ощущение, будто я дома, всё, как у нас» – как же сильно берег покой своей семьи улыбчивый парень Алексей – человек самой опасной военной специальности – разведчик. И это вечное обещание всех солдат: «Я вернусь, мама!».
Анатолий Алексеевич Петрунов рассказывает:
– Он должен был прийти уже по сроку, но решил задержаться на месяц, жалел молодое пополнение. Решил, что задержится: вот подучат молодых, и сразу на дембель. Я же звонок из военкомата принимал, мне позвонили, как главе села: Алексей Степанович Канзычаков погиб, неся караул 11 ноября две тысячи первого года… Как оглушили. Я долго сидел, думал, как сказать отцу и матери, что Алексея уже нет. Собирался с духом. Пошёл все-таки. Сказал. А на другой день от него пришло письмо. Родные решили – ошибка: жив Алексей! В нём столько жизни было, что в смерть не верилось. Но нет, привезли, помню, гроб деревянный, а внутри цинк. Открыли, да – наш Алексей. Вот так вернулся домой…
Синяя ткань с мемориальной доски сползает под рукой учителя Раисы Максимовны Дорофеевой. Смотрит с черного мрамора лицо парня в военной форме. В глянце камня отражаются деревья в сентябрьском золоте и синеющее небо. Алексей смотрит сквозь листву и облака и, кажется, он сейчас улыбнется. Но он не улыбнется. Проклятая Чеченская война… И среди собравшихся уже нет родителей Алексея. Не дожили…
Наталья Ковалева
Оставить сообщение: