Наплясавшись в Анжуле, что в семи километрах от его родного Тлачика, а затем «продружив» до вторых петухов, он только с рассветом вернулся домой. Расседлал коня, стреножил его и отпустил гулять на поле возле дома. Собирался он съездить к родственникам в Горную Шорию. Для поездки все было готово: в переметные сумы уложены подарки, харч на дорогу, четверть водки. Оставалось только выспаться… И спал он до тех пор, пока младший брат, Кондратий, не прискакал из Анжуля на взмыленном коне. Услышав по радио выступление председателя Совнаркома Молотова, он немедленно оседлал коня и полетел в Тлачик.
– Петька! – Как будто издалека, сквозь сон, слышит чей-то голос отец, но никак не может проснуться. А дядя Кондратий продолжал тормошить его:
– Петька! Вставай! Война!
Наконец-то проснувшись, вначале он никак не мог очухаться
– Какая такая война-то?
– С Германией! Гитлер объявил нам войну, а сам перед этим разбомбил наши военные объекты, города и сёла. Тысячи погибших…
Отец, долго не думая, вскочил и побежал к своему другу – Павлу Николаенко. Он знал: их, понюхавших пороху на озере Хасан, возьмут на фронт в первую очередь. Павел уже знал о чёрной вести.
– Слушай, Пашка, – обратился он к другу, – нас двоих первыми отправят на фронт. Давай собирай друзей – и ко мне. Проводины устроим, а то не сегодня, так завтра повестки пришлют нам.
И точно: через три дня друзьям прислали повестки, где было указано немедленно выехать в Таштып, в военкомат.
Провожать парней вышел весь аал. Женщины причитали, плакали навзрыд, мужики молча курили цигарки, а девушки утирали невольные слёзы.
Некоторые старики, участники первой мировой войны и воевавшие с германцами, ударились в воспоминания:
– Да, немец – вояка ещё тот! И напролом может лезть, и обойти может. Окружить чтобы. Но и наши солдаты, и командиры не лыком шиты.
На перевале остановились, выпили по сто граммов на прощание. Отец подарил младшему брату Алексею свой бостоновый костюм:
– Там, в армии, нас и оденут, и обуют. Так что носи на здоровье, братишка…
Алёше в ту пору было 19 лет. Ещё больше позеленели глаза моего дяди, бирюзовыми стали. Через четыре года ему тоже довелось воевать – против Японии. Вернулся с войны с двумя медалями: «За отвагу» и «За победу над Японией». Отец же вернулся с войны без наград, зато с двумя ранениями и контузией:
– Нам орденов-медалей не давали. Мы же сдавали города, сёла, хутора. Это при наступлении награды сыпались. А тогда, в 41-ом, даже медаль можно было получить лишь при исключительном героизме. Так что медаль «За отвагу» 1941 года можно сравнить с медалью Героя 1944-1945 годов.
И он рассказывал о тех грозных годах: о кровопролитных боях, об отступлении, об атаках нацистов и контратаках наших, об окружении, о выходе из него, о доблести и трусости, о героизме и подлости, о друзьях и предателях, о госпиталях и милых сестрицах, работавших там день и ночь, о бескрайних полях Украины и головокружительных горах Кавказа… Словом, обо всём, что он видел и испытал сам, что вмещает в себя это страшное слово – «война».
– Только что отбили атаку немцев, – вспоминал отец, – и нам поступил приказ уходить с позиции. Задание командования мы выполнили: задержали немцев на сутки. Была осень. Слякоть. Грязь. Дождь. Грязные, усталые и мокрые, мы, тем не менее, быстрым шагом шли на восток: немец по пятам нашим шёл. Выстрелы их совсем близко слышны, стреляли не только сзади, но и справа, и слева; даже впереди был слышен треск их автоматов. Я остался за старшего, так как командира заслона убили. Впрочем, это только нам казалось, что мы идём ходко, на самом же деле брели еле-еле. Раненых несли на носилках, сделанных из плащ-палаток и винтовок.
И тут слышим гул мотора. Мы сразу же рассыпались по обе стороны дороги, затаились. Это мог быть и немецкий бронетранспортёр, и грузовая машина, набитая вражескими солдатами. На всякий случай приказал приготовить гранаты. Глядим – из-за поворота выползает … наш ЗИС! Радости не было предела. За рулём, видим, сидит молодой боец, но глаза выпучены, кажется, вот-вот вылезут из орбит. Тормозим, а тот – по газам и мимо нас! Кто-то передёрнул затвор, чтобы выстрелить по колёсам.
– Отставить! – приказал я. – Вон на горке он сам остановится, не сможет выехать. Вперёд! За ним!
И точно: ЗИС зашлифовал на месте. Мы подбежали к нему, и сержант Щербаков направил ТТ на водителя, снял курок с предохранителя.
– Не стрелять! – остановил я его. – Есть среди нас шофера?! Нету! Вот так-то. Ты лучше садись в кабину, держи его на мушке, а то убежать захочет.
А под рукой ничего нет, чтоб бросить под колёса. Залезаем в кузов, а там мешки с чем-то. Раскрываем их – солдатское бельё! Давай бросать тряпки под колёса, а сами толкать машину сзади. Вытолкали! Быстренько запрыгнули в кузов. Поехали… Слава Богу, нас не обстреляли ни с земли, ни с воздуха… Так добрались до своей части. Комполка указал было нам место сборного пункта, мы туда и приехали. Карта у меня была, так что затеряться было трудно.
Вот такой рядовой эпизод войны. А друг отца, Павел Николаенко, украинец по национальности, погиб на своей исторической родине. Война похоронила его там, где проживали его предки… Светлая ему память. И всем, кто отдал свою жизнь за нашу страну, теперь уже расхристанную теми, кого купил Запад.
Каждый год 22 июня мне видится отец, спящий в юрте моего деда – 25-летний парень, впереди у которого лежала кровавая тропа войны. Сейчас он уже спит вечным сном. Но он сделал самое главное для мужчины – Родину защитил.
Олег Шулбаев,
член Союза писателей России
Оставить сообщение: